Мой механический роман

Она, естественно, шутит, но в то же время деятельность отца «ботанскими штуками» не считает, что я нахожу весьма забавным. Конечно, приложения, которые он разрабатывает сейчас, очень популярны среди влиятельных людей и знаменитостей, но начинал он, как и я, с написания простого кода.

– Ну что? – спрашивает она, убирая за плечо влажные волосы. – Ботаники сейчас в моде, милый…

– Мам, я действительно не хочу снова разговаривать на эту тему, – стону я, и она подмигивает мне, наслаждаясь очередной возможностью поиздеваться.

– А ты не можешь взять выходные? – спрашивает она, вытирая полотенцем шею.

– В выходные, но не в пятницу.

Это же отборочные. Знаю, мама старается, но она в принципе не способна понять, что я, по сути, и есть клуб робототехники. Я состою в нем с того момента, как пошел в старшую школу. Не хочу показаться занудой, но практически все в команде, кто хоть сколько-нибудь хорош, попали туда только потому, что их набрал я. Остальные – Кай, Эммет, Дэш, да даже Джастин, который, по крайней мере, неплохо управляется со сваркой, чтобы компенсировать остальные недостатки, – состоят в ней только потому, что без команды клуб к соревнованиям не допустят. В прошлом году мы даже выиграли национальное состязание.

Поэтому не похоже, чтобы это было в моде в какой-нибудь другой школе, помимо нашей.

– Я вряд ли смогу оставить тебя здесь одного, милый. Кажется, в руководстве было что-то об этом.

Еще мама любит шутить про несуществующий справочник по воспитанию детей, описывающий, по сути, самое обычное родительское поведение. Я люблю свою маму, правда, но, как правило, тонкости материнства неизбежно ускользают от нее.

– Со мной все будет в порядке, – заверяю. – Я останусь дома, чтобы провести отборочные соревнования по робототехнике. Или ты всерьез опасаешься, что твой сын устроит какой-нибудь погром?

– А дети в наши дни все еще устраивают погромы? – задумчиво уточняет она. – Мне казалось, они уже перешли к чему-то более интересному.

– Никто не будет ничего устраивать, – не даю ей сбиться с курса. – Я же так и сказал. Никаких погромов.

– Teo, – мама машет пальцем перед моим носом, – ты что, умничаешь со мной?

– С тобой, мам? Да никогда.

Она вздыхает, а потом вытирает пот со лба.

– Ты же знаешь, что я тебя обожаю, да? – с серьезным видом спрашивает мама.

– Да, конечно, знаю.

– Наверное, даже слишком сильно.

– Это точно.

– И мы оба знаем, что ты сейчас мне лжешь.

Как бы легко мама ни отвлекалась, беспечной ее точно не назовешь. Мы выработали целую систему, при которой если я собираюсь затеять какую-нибудь авантюру, то соблюдаю следующие условия: во-первых, обещаю не выходить из дома, где нахожусь под надежной охраной и вероятность потери конечностей минимальна, а во-вторых, не смотрю без нее ни одну из ее телепередач. Вообще-то, второе правило не имеет никакого отношения к делу, но оно прочно укоренилось в моей голове.

– Просто предлагаю тебе правдоподобное отрицание, – напоминаю я ей. – Не проще ли нам… просто подыграть друг другу?

Она бросает на меня ласковый, но предупреждающий взгляд.

– А еще папа сказал, что ничего страшного, если я прилечу к вам в субботу, – добавляю я, и это правда.

Хоть мои отношения с отцом не такие уж… прогрессивные, полагаю, у него чуть больше причин, чем у мамы, счесть отборочные соревнования по робототехнике делом исключительной важности. Даже достигнув того уровня успеха, когда большинство других гендиректоров уже удаляются на свои частные острова или предаются неизбежному пристрастию к гольфу, Матео Луна по-прежнему подбирает технических специалистов в команду собственноручно. Даже тех, кого нанимают на аутсорсинг, или временных консультантов. Проще говоря, рьяный контроль у меня в крови. По принципу корпоративного жаргона он часто просит меня «вернуться» к нашим предыдущим обсуждениям и никогда не пишет и не звонит, а только напоминает. Синергия!

– А, тогда хорошо, – сразу соглашается мама. Как я и предполагал, этого оказалось достаточно, чтобы успокоить ее. В конце концов, отец у меня строгий. – Но тебя проведает бабушка, ладно?

– Ладно.

Это совсем не проблема. Мама моей мамы, живущая в Беверли-Хиллз, любит, в общем-то, всего три вещи в жизни: изысканную кухню, делиться своим мнением и постлагерфельдскую Шанель. Она, как и ее дочь, в действительности является, скорее, культурной еврейкой («имеющей еврейские корни», как любит поправлять моя мама), а не строго придерживающейся «Хорошей книги» иудейкой, так что если я не приложу усилий, чтобы обозначить свой статус среди сверстников, чисто из социальных обязательств, то она может и оскорбиться. Вторая моя бабушка, напротив, живет в Майами и любит готовить сама, делиться своим мнением и испытывать здоровое чувство католической вины. Возможно, это и объясняет, почему мы с мамой так пляшем вокруг темы, которую я ни за что не смог бы даже попытаться затронуть с отцом.