Соболев резко отпускает меня, убирает руку ото рта и тянет в сторону какой-то комнаты. Не обращая никакого внимания на мои проклятья, крики и попытки вырваться. Его это просто забавляет, так как он смеется всю дорогу до нашего так сказать укрытия. Когда же мы оказываемся внутри, он грубо кидает меня на кровать под балдахином и закрывает дверь на ключ, который выбрасывает куда-то в сторону. Мы заперты. Я рядом с ним. Наедине. В доме родителей.
— Успокоилась? — ехидно спрашивает, сложив руки на груди. — Или еще истерить будешь? — резко встаю на ноги. — Похоже, будешь.
— Ты что вообще нес там за столом?! — мой крик, должно быть, услышали все, кто находился рядом с нашей комнатой. Да только плевать я на все хотела. Это меня сейчас не заботило. Меньшее из двух зол. Взбесило меня совершенно другое. Поведение Соболева во время ужина с родителями. Весь тот бред, что он говорил моей маме, верящей каждому его слову.
— Рапунцель. — осматривается вокруг, ещё больше выводя меня из себя. После чего смотрит своими зелёными глазами с озорным блеском. — Ты же включилась в мою игру. Предоставила мне полную свободу действий. — подходит к окну от пола и до потолка, что выходит прямо в сад. — А теперь сдаешь заднюю? Будь лучше мне благодарна.
— Чего? — точно убью его и закапаю под каким-нибудь кустом. — То есть после твоих слов. — перевожу дыхание. — я ещё и «спасибо» тебе должна сказать?
— Могла бы и попытаться. — шаг к стеклянному шкафу, где стоит выпивка. Бесцеремонно открыта дверца. Бутылка оказывается на столе. — Выпить не хочешь? — салютует в мою сторону пустым стаканом, который до краев наполняет вроде бы коньяком.
— Ты издеваешься надо мной? — мне хочется совершить убийство. Самое изощренное в мире убийство. Так как много посмотрела детективных сериалов, то в памяти обязательно всплывет какой-нибудь жестокий способ лишить человека жизни. — Нахрена ты сказал про нашу якобы свадьбу? — пожимает плечами, делая маленький глоток. Аж блаженство на лице появляется от только что выпитого. Вот же козлина. — Захотелось напоследок перед матерью меня выставить полной идиоткой.
— Да ты. — указывает на меня пальцем. — и сама прекрасно с этим справилась. — опускается на кожаный диван, не выпуская стакан из рук. — Решила при всех высказать ей свои недовольства. — закидывает ноги на журнальный столик, оглядываясь по сторонам. — Не знаешь, где тут могут быть сигареты?
— Соболев! — взрываюсь как пороховая бочка. — Ты вообще меня, блядь, слушаешь? Ублюдок чертов! — делаю шаг по направлению к двери. Раз и меня разворачивают, кидают обратно на кровать, нависают надо мной. Одна рука держит в захвате мои руки над головой. Другая слегка сжимает горло. Нет, кислорода не лишают, просто некоторый дискомфорт все же имеется.
— По-моему, я тебе уже говорил, сучка, чтобы ты меня так. — закрывает на миг глаза. — не называла! — резко встает на колени и смотрит с яростью в глазах на меня. Он сейчас так рассержен, что цвета глаз совсем не видно. Одна чернота. Немного страшно, но не настолько, чтобы свернуться калачиком и замолчать. — Как же ты меня, Рапунцель, достала. Словно отравила меня собой. Проникла под кожу. Глубоко. — взъерошивает волосы. — ввела мне в кровь наркотик, который, хрен, оттуда очистишь. Только если сдохнуть. — проводит ребром ладони по горлу. — Тогда можно перестать ощущать то, что я чувствую каждый божий день. Как хочу убить тебя голыми руками. Вернуть Артему в очень испорченном состоянии. Но в тоже время мне хочется трахать тебя. Трахать так, чтобы вышибать воздух из твоих легких. — злость из глаз исчезает. На ее место приходит совершенно другое. Желание, страсть, похоть. Денис сейчас возбужден и даже этого не скрывает. — Хочу тебя, Рина, привязать к себе. Не отпускать, никуда, твою мать! Никогда! Ты, блядь, странные чувства во мне вызываешь. Я мечтаю избавиться от них, но не могу… — подползает ко мне, заставляя вжаться в покрывало и подушку. Почувствовать его горячее дыхание. Руки на груди и член в развилке у моих ног. — И я знаю только один-единственный способ, как все это прекратить.
Твою же мать! Сейчас мы оба крупно попали. Потому как я не хочу, чтобы это когда-либо прекращалось.
Буря в раю