Он начал что-то мямлить, что подрядчик обещал исправиться. Через забор на него смотрел здоровенный детина и нагло улыбался. Все мялись, им было неинтересно. Тогда я подошел к ректору:
— Госпожа ректор, у нас на Дальнем проводилось много работ по ремонту, и я отвечал за работу с подрядчиками. Разрешите, я попробую с ним поговорить. Мне кажется, это мой клиент.
— Извольте.
Я повернулся к наглецу.
— Уважаемый, извольте подойти и отчитаться о ходе работ. А также о том, почему они столь неподобающего качества.
— Тебе надо, ты и подходи.
Я снял с пояса Хлыст. Затем легким движением Хлыста отвесил ему пощечину. Все заинтересовались, а новый Красный Декан вполне оценил филигранность удара.
— Я еще раз повторяю, подойдите и объясните, почему работы столь низкого качества?
Вокруг собрались работяги не только с этого дома, но и с соседних. Кто-то из деканов дернулся, но ректор подняла руку.
— Сука! Что ты делаешь!
Легкое движение и не менее оглушительная пощечина, уже с другой стороны.
Он, как черт из табакерки, бросился ко мне. Небольшой шаг навстречу и в сторону, легкое движение рукой и он, совершая невероятный кульбит, падает плашмя на спину, поднимая облачко пыли. Начинает подниматься. Опять несколько легких движений Хлыстом и из распоротой на заднице одежды начинает сочиться кровь. Из следов от ударов легко читается слово «Хам». Все начинают улыбаться, а Красный декан подбирается поближе. Аура моя не меняет цвет вообще: Устойчиво красный.
Он трет свою задницу, видит кровь, впадает в ярость и кидается на меня, доставая нож. Легкое движение рукой с Хлыстом на ближней дистанции, и нож улетает далеко вверх. На этот раз движение к нему навстречу, и я второй, тентаклевой рукой ловлю его за горло, нажимая на болевые точки. При этом немного приподнимаю над землей. Его глаза вылезают из орбит от боли. В этот момент я ловлю его взгляд, и вдруг он понимает, что в моих глазах смерть. Страшная. При этом я протягиваю руку с хлыстом и ловлю падавший с высоты его нож. Потом делаю легкое движение кистью, и нож втыкается, пробивая насквозь штакетину забора как раз напротив груди его товарища, который хочет прийти ему на помощь. У того желание вмешаться явно ослабевает.
Я, держа его за шею на грани болевого шока, еще раз повторяю вопрос:
— Почему работы столь низкого качества?
Он ломается, а по штанам растекается безобразное пятно. Он пытается что-то сказать, но не может. И при этом не может оторвать взгляд от меня. Я чуть-чуть ослабеваю руку, которая его держит. Он начинает лепетать какую-то чушь: Что, мол, краски не было, что рабочие плохие…
— Плохие, говоришь?
Он пытается кивнуть.
— Ну-ка иди сюда, — я подзываю обстоятельного работягу средних лет. — Теперь ты старший. Этих двоих, — я показываю на прораба и его явного подельника, — на уборку мусора. Начинают в восемь, заканчивают в двадцать один. Без обеда. Минута простоя для каждого — один удар хлыстом. Буду проверять сам. Каждый день.
— Хорошо, — а сам глаза прячет. Понимаю, запугали они их тут.
Я подзываю его подельника. Тот прячется за людей, но они его выталкивают. Он, трусливо озираясь, подходит. Я подманиваю его пальцем близко-близко.
— Доложишь о сегодняшнем Хасиму. Увижу, что не работаете — вдвоем пидорасами в портовый бордель пойдете работать. Усек?
Он падает на колени:
— Не погуби! — и начинает судорожно собирать мусор
— Старший!
— Я!
— Сколько на переделку?
— Если все будут работать — послезавтра все исправим.
Я смотрю на подельника:
— Вы ведь будете работать лучше всех?
Тот мелко кивает.
— Тогда начните оба с сортира, терпеть не могу этот запах.
Тот опять кивает.
— Старший, будешь одалживать этих на чистку сортиров другим бригадам, а они тебе пусть подсобниками помогут. Все-таки ваш дом самый крайний. Сделаете лучше всех?
Он широко улыбнулся:
— Сделаем.
— Докладывать будете каждый день уважаемому эээ… Я поискал взглядом проректора по АХО — Ференцу.
На шоу собрались работяги уже со всех домов.
— Всех касается! В 9:00 каждый день доклад уважаемому Ференцу о ходе работ!
Я повернулся к ректору:
— Госпожа ректор, можно лучшим премию по результату выписать?
Она удивленно кивнула.
— Тем, чья работа будет признана лучшей — пять золотых от Университета!
Пять золотых — это их тройная оплата за всю работу. Народ как ветром сдуло. Я, наконец, отпускаю несчастного опущенного обоссавшегося прораба.
— Ты еще здесь? Кнута захотел?
И он на карачках убирается прочь — работать.
Я поклонился ректору.
— Думаю, подрядчики справятся к сроку, — и скромненько ухожу назад за толпу пораженно молчащих деканов. В глазах ректора пляшут веселые черти. Ференц, так просто улыбается во весь рот.
Ко мне пробирается Красный декан.
— Молодой человек, я сам кнутовик. Я давно не получал такого удовольствия. Всегда говорил, что кнут — двигатель человечества. Вы у кого учились?
— Я сам. На коровах тренировался, — улыбнулся я.
— Они, наверное, у вас строем, в шеренгу по четыре ходили? — поддержал он.
Я к нему пригляделся — хороший мужик. Правильный.