Вопреки ожиданиям, найти ребят оказалось непросто. Как они мне объяснили, от мемориала вниз шла тропинка, которая должна была вывести прямо в их лагерь. Тропинку-то я нашёл, но вот лагерь… однако отчаиваться не стал. Кричать что-то типа: «Ау, я заблудился», было несолидным. Я же сказал им, что знаю эти места, как свои пять пальцев. Тропинка бежала через кустарник, обходила вокруг какую-то лужицу и постепенно терялась в траве. Солнце уже клонилось к закату, но всё это происходило в преддверии белых ночей и, поэтому вместо пугающей темноты наступал таинственный, сказочный сумрак, свойственный только этому времени года. Однако места болотные и сырость сказывалась появлением комаров. Я остановился у берёзки, чтобы сорвать веточку. Невдалеке на высотке поблёскивала в лучах заходящего солнца стела, знакомая ещё с детства. Правда, с этой стороны я её видел в первый раз.
Мысли закрутились в голове, включилось подстёгиваемое обстановкой воображение… ведь здесь, в низине, в годы войны стояли наши войска. А там, на высотке начиналась эшелонированная оборона фашистов. Смысл этого слова, я, человек невоенный, стал понимать недавно, но тем страшнее оно для меня становилось, поскольку прежде чем понять, приходилось всё это представить и пропустить через себя, через свои нервы, свою боль, свой ужас. А когда-то обыкновенные мужики, пацаны, прямо со школьной скамьи, сидели вот прямо здесь, в этих болотах, под градом смертельного металла, падающего на их головы с высотки, обречённой стать их же мемориалом…
Тропинка виляла между кустов, обходя ямы и канавы. Казалось, что вся эта местность состоит их них. И вдруг до меня дошло. Это не канавы, а траншеи. Те самые, вырытые под огнём фашистов нашими бойцами. Те окопы, в которых они прятались от пуль и снарядов. Те окопы, из которых они вели огонь по врагу. Те окопы, в которых они воевали и умирали.
Мурашки побежали по спине. Казалось, что слышу треск автоматных очередей, свис пуль, взрывы снарядов… Жутко. Осмотревшись в нависшем полумраке, я заметил, что пока давал волю воображению, из луж, из-под кустов выполз туман, снижая и без того плохую видимость. «Да, что-то не рассчитал», — прикинул, почёсывая затылок. Однако найти ребят надо. Отмахиваясь от назойливых комаров, шёл через туман и кусты, ругая себя за излишнюю самонадеянность. Вдруг за очередной берёзкой, и как это я не заметил, горел небольшой костерок. Впрочем, заметить его было непросто, поскольку горел он на дне большой воронки. Рядом сидели три человека и тихонько разговаривали о чём-то своём. Обрадовавшись людям, спрыгнул к ним.
— Ну, наконец-то! — выдохнул я, чуть не заблудился. — Привет!
— Здравствуй, коль не шутишь, — ответил усач, внимательно осматривая меня.
— А где остальные? Спят уже? — спросил я, пододвигаясь ближе к огню.
— Спят, спят, — ответил усач, — чего ж им не спать-то.
— Так ведь белые ночи, весна! — не унималось мне.
— Да, красота. А вот у нас ночи хоть глаз выколи. Руку протянешь — невидно, — заговорил парнишка, что сидел напротив.
— А ты что, не местный? — удивился я.
— Не, не местный. С Украины, — и парнишка мечтательно задумался. — Хорошо там, тепло…
— А я думал, что вы из Ленинградской области!
— Почему из Ленинградской. У нас бойцы отовсюду, — ответил он и поправил пилотку.
Только сейчас обратил внимание, что мои собеседники одеты в форму времён войны. «Ну, ребята, — подумал я, — мало искательством занимаются, так ещё и форму напялили. И где они её только надыбали. Помню, когда меня призвали в армию, то выдали такую же, но это остатки, как нам сказали, ликвидировали. А вот прошло тридцать лет и смотри-ка…»
— Здесь до вас казахи были, — захотелось показать свою осведомленность, — поисковики.
— Разведка, ну и как они? Здесь остались? — поинтересовался парнишка.
— Нет, зачем здесь? Уехали, — ответил я.
— Повезло, — тяжело вздохнул усач и поправил лежавший рядом ППШ.
— Товарищ, а товарищ, — обратился ко мне, молчавший до этого боец.
— Да, — откликнулся на давно забытое обращение.
— Табачком угости.
— Да, конечно, — пошарив по карманам, протянул ему пачку сигарет «Camal».
— Ух, ты, какие, — удивился он, — трофейные?
— Ну, ты даёшь! — усмехнулся я. — Уж точно не фабрика Урицкого. А где старшой-то?
Боец, прикурив сигарету, разочарованно вздохнул: «Слабенькие».
— Там, — усач неопределенно махнул за спину.
— Ладно, схожу до старшого, — я встал и, кивнув своим новым знакомцам, пошёл в указанном направлении.
Идти на этот раз оказалось недалеко. Звонкий хруст поленьев и шум бивака, знакомый мне с детства, быстро поднял настроение. Стоило только приблизиться к лагерю, как Колька, увидев меня, опять начал прикалываться:
— Чё, папаша, так долго. Заблудился или вовсе хотел передумать.
— Чего тут передумывать. Сказал, что приду, вот и пришёл.
— Всё правильно, мужик сказал, мужик сделал, — зубоскалил Коля.
— Кончай болтать, лучше бы гостя накормил, — подошёл Виталик и спросил. — Кушать будете?
— А что, не откажусь, что у вас там, небось, греча с тушенкой.
— Греча, — подтвердил он.
— Давай, конечно.