— Ну, что башкой-то вертишь, гляди, отвалится, — проскрипела сорока.
Она насмешливо смотрела на меня своими чёрными глазами-бусинками. Даже показалось, что улыбается, хотя по понятным причинам этого не могло быть никак.
— Чего без толку-то бродишь? — спросила сорока.
— Да вот, гуляю, — стал оправдываться я.
— Это дело бесполезное, — рассудительно заявила она.
— Что значит бесполезное? — переспросил, с удивлением.
— Ходют и ходют, — недовольно ворчала сорока. — Ты видал, чтоб хоть один зверь в лесу ходил без делу?
— Нет, откуда?
— А ты приглядись. В лесу сегодня праздник. Все идут на концерт, а ты один стоишь у всех на дороге и слюни тут пустил: «лепота». Тьфу, срамота.
Я пригляделся и действительно увидел, что вся лесная живность тянется в одном направлении. Как этого раньше не заметил?
— Не могла сразу что ли сказать, — хотел пристыдить сороку. — А какой праздник?
— Как какой? «Темнота, лета не знает», — затараторила сорока на весь лес, так что мне даже стало неудобно. — Вы слышали, он не знает, что у нас в лесу творится?
— Вот разошлась, — вставила пролетавшая мимо синица. — Теперь пока не проорётся ничего толкового не скажет.
— Нет, скажу, — вдруг резко успокоившись, как ни в чём не бывало, заговорила сорока. — Концерт сегодня в лесу, концерт! Иностранная группа «Гномы»! Проездом! Только один день! Первая и прощальная гастроль!
— А ты говорила «застой и уныние», — попытался я её поддеть.
— Конечно, — ничуть не смутившись, продолжила сорока, — Застой и уныние, но не сегодня.
Кстати, могу предложить билетик в партер.
— Нет уж. Спасибо, — ответил я и пошёл вслед за лесными жителями.
Хоть все и спешили на концерт, их шествие не было похоже на майскую демонстрацию. Все шли тихо и аккуратно, изредка выдавая своё присутствие лишь негромкими звуками или шелестом травы. Памятуя прошлогодний случай, я боялся наступить на кого-либо из зверей или муравьёв, поэтому шёл медленно и аккуратно.
Вдруг рядом со мной раздался визг. Я испугался и даже отступил в сторону. Мне показалось, что опять был слишком неуклюжим. Пригляделся. В том месте, откуда шёл визг, заметил колючие шубки ёжиков.
— Что тебе говорила! — раздался в траве строгий голос. — Никого не трогай по пути. Мы идём на концерт, а не на охоту.
— Но как же? — возразил молодой голос.
— Пойми, мы идём на концерт и мышка тоже на концерт, а ты ей весь костюмчик помял. Да и свой испачкал. Отпусти.
Визг прекратился и по быстро пригибающейся траве я мог проследить, куда побежала спасённая жертва. Затем захотел поближе рассмотреть ёжиков. Мои глаза встретились взглядом с глазами-бусинками самого крупного ежа.
— Вот что бывает из-за того, что концерты в последнее время стали такой редкостью. Дети совсем не знают, что это такое… — посетовала ежиха строгим голосом, и, уже в траве тихонечко добавила. — А охотиться мы будем ночью.
Поляна, на которой шёл концерт, находилась невдалеке. Концерт уже шёл вовсю. На небольшом холмике стояли шесть гномов и самозабвенно пели песенку. «Lya, lya, hi, hy! lya, lya, hi, hy!»— неслось вышину. Гномы пританцовывали в такт мелодии. А звери с замиранием сердца следили за иностранными исполнителями и боялись упустить хоть один звук.
Как я уже говорил, гномов было шесть. Первый и них был худой и длинный. Несмотря на весёлую песенку, лицо его было печально и грустно. Он напомнил мне первый рабочий день, когда впереди ещё вся длинная рабочая неделя, и радоваться особенно нечему. Второй был ниже и веселее. Собственно, все они были, чем ниже, тем веселее. Только пятый был какой-то совсем несоразмерный. До пояса он был короткий и весёлый, а вот ниже он был похож на первого. «Последний рабочий день, — подумалось мне, — до обеда короткий, но после тянется неимоверно долго». Шестой же был очень коротким, и чувствовалось, что он старший, потому что постоянно оглядывался, словно искал кого-то. Покачивая своими шапочками то вправо, то влево они продолжали свой незамысловатый мотив: «lya, lya, hi, hy! lya. lya, hi, hy! lya, lya, lya, lya, hi, hy!».
Вдруг деревья за холмиком зашевелились, и показался ещё один гном. Он тащил за собой, что-то очень для него тяжёлое в красивой упаковке. Самый маленький и самый старший гном изменился в лице. Он взял свою палку, на которую до этого опирался и, стараясь сделать это незаметно, ударил новенького по голове. Предчувствуя необыкновенную развязку, я подошёл ближе. Звуки песни не смолкали, и поэтому никто кроме меня не обратил внимания на эту сцену. А, может быть, звери были более деликатными. Два гнома о чём-то сильно спорили, но я сначала не мог их понять, ведь они говорили не по-русски. Однако, уже готовый разочароваться, я вдруг стал понимать их речь.
— Saturday, — кричал маленький гном, колотя второго палкой по голове, — ti sobral v etom lesy ves chertov shokolad. Y nas yzhe ne ostalos zolota.
— No, Sunday, — оправдывался Saturday, отбиваясь, как только мог, — ti nichego ne ponimaesh. Eto zhe Alpengold.