Мои московские улицы

Мои более светлые и приятные воспоминания о Доме Союзов приходятся на первые послевоенные годы. Тогда в дни школьных каникул в январе каждого года для московских школьников здесь традиционно устраивались новогодние праздники – встречи Нового года. Билеты на посещение Новогодней ёлки в Колонном зале Дома Союзов распределялись по московским учреждениям и предприятиям. Мне везло, я несколько раз в те годы попадал на эти ёлки. Конечно, дед Мороз и Снегурочка в красочных костюмах и с хорошо поставленными громкими голосами, выступая в громадном зале с колоннами, в центре которого стояла гигантская наряженная елка, производили впечатление. Однако их чрезмерные усилия направить энергию ребячьей массы в чинное вождение хороводов и разгадывание предсказуемых шарад нравилось далеко не всем. Школьно-дворовая вольница не терпела назидательности и покровительственного поощрения авторитетов, пусть даже и сказочных. Вместо участия в таких рафинированных и пресных развлечениях можно было пошататься по лабиринту комнат и залов этого дома, в которых также были развлекательные аттракционы, но без помпезной парадности центрального зала. Для большинства ребят кульминационной вершиной новогоднего праздника в Колонном зале Дома Союзов служил подарок, который выдавался на выходе по предъявлению пригласительного билета. В коричневом, бумажном пакете счастливый обладатель билета получал: пряник или вафли, несколько конфет и 5–6 штук мандарин, которых большинство ребят видело впервые. Праздничные Новогодние ёлки в Колонном зале Дома Союзов и мандарины – нежно-оранжевые, необычайно вкусные плоды солнечного юга – именно в такой ассоциации отложились у меня школьные воспоминания о Доме Союзов.

Последний раз в Колонном зале я побывал в середине 90 годов прошлого века. Там проходило годовое собрание Российского Совета промышленников и предпринимателей, куда в качестве гостей пригласили руководителей Британо-российской торговой палаты, где тогда работал. На это заседание вместе со мной пришла директор палаты англичанка Эн Вон. Во время выступлений она все время вертела головой, пытаясь разглядеть что-то под потолком. На мой вопрос, что она там ищет, она ответила, что где-то читала, что во время расстрельных процессов, которые проходили в этом зале в середине 30-х годов, Сталин приходил послушать выступления своих бывших коллег по партии, но сидел где-то наверху, невидимый для присутствующих.

Последние лет десять в этом здании бывать не приходилось. Насколько мне известно, ни радио, ни телевидение последние годы не транслировали каких-либо концертов из Колонного зала. О новогодних елках говорить не приходиться. Как долго таинственное молчание будет окружать этот исторический памятник, пассивно застывший в центре Москвы, не решаясь объявить о своем новом статусе и хозяевах?..

«За сотни лет со времени появления Благородного собрания ни при феодализме, ни при капитализме, ни при социализме никто не делал коммерческой тайны, никто не скрывал, кому принадлежал всем в Москве известный дом, – справедливо отмечает известный писатель и историк Москвы Лев Колодный и продолжает: – Сначала, напомню, им владел князь Долгорукий, после перестройки Казакова здание оформили на князя Голицина. Екатерина I передала владение в собственность московских дворян. Александр I придал дому статус Российского собрания, финансировал его. Президиум Московского Совета признал хозяином профсоюзы. Фактически, Дом союзов служил городу Москве, народу, который заполнял по вечерам анфиладу роскошных залов.

Какой повелитель закрыл двери дома для всех после демократической революции? Почему директор считает секретом метаморфозу, случившуюся в центре Москвы в теснейшем соседстве, стена к стене, со зданием Государственной думы в Охотном ряду? И кто же раскроет коммерческую тайну Дома Союзов?»[5]

Прошло уже несколько лет, но ответов на поставленные вопросы московская общественность все еще не получила.

Подождем еще. А пока давайте пройдемся от Колонного зала вверх по Большой Дмитровке. Посмотрим, как она изменилась со времен моего первого путешествия по Пушкинской улице в Дом Союзов в 1938 году.

Вспоминаю свою бабушку: она всегда называла нашу улицу Дмитровкой, когда та называлась Пушкинской. Теперь я её понимаю, потому что для меня эта улица навсегда останется Пушкинской, хотя теперь она опять Б. Дмитровка.

По Большой Дмитровке – вдоль по Пушкинской