Мой мур-ррр-чащий господин

– Вот скажите мне, ваше пушистое сиятельство… – примерно на полсекунды я подвисла, думая о том, как сформулировать все, что хочу сказать, так, чтобы житель отсталого уголка вселенной смог меня понять. – Разве нет у вас здесь во всем огромном мире людей, которые не любят животных и не могут с ними сюсюкаться? Да, не отрицаю… Везде полно таких, – вовремя замяла паузой опасное слово “идиотов”, – которые на каждой строчке электронного письма готовы повторять, что без кота и жизнь не та, и без собак нельзя никак. Не проще ли нанять одного из этих активистов? Я к их числу не отношусь никаким боком. Моей расшатанной психике и, как вы сами сегодня сказали, разбитому сердцу, противопоказаны настолько травматичные эксперименты. Я не могу трогать руками живой меховой комок.

– Меховым комком еще никто меня не называл, – кот гневно стукнул хвостом по мраморному полу ванной.

– Прошу прощения, господин Маурисио. Не знаю уже, как вам объяснить. Я даже не носила шубы. Меховые шапки тоже не покупала. Не выношу я мех. Пугает он меня, и все тут. А вы хотите, чтобы я вас мыла, вытирала и расчесывала. У меня сразу нервный тик случится, а еще спустя минуту я упаду без чувств.

– На один вопр-рос я охотно тебе отвечу, – притопнув лапкой, кот сердито сощурил голубые глаза. – Да, во всем нашем мире не сыскать того, кто боится зверей и птиц, шарахается от них, как ты. Всяких ползучих тварей позволительно бояться, и то не в нашем королевстве. Его величество Грейсонд – самый знаменитый владелец змей на всей планете. Кор-ролевской коллекции нет равных по их количеству, кр-расоте и редкости. Поскольку ты, Мир-ра, уникальный для нас экземпляр, ценнее мегерской мраморной гадюки, можно сказать, жемчужина моей личной коллекции людей, то именно тебе придется помогать мне пр-ривести себя в пор-рядок. Если ты не помоешь меня и не почешешь хор-рошенько мне спинку, то всю ночь я буду ворочаться и чесаться во сне, не зная покоя.

Ничего себе! Еще и с гадюкой меня сравнил, хвостатый подлюга. И я, как безмолвная скотина, должна терпеть унижения, не имея возможности дать своему хозяину пинка. Ну что за глупый мир, где все наоборот и люди зверям прислуживают!

– Не могу я вас чесать, и точка. Спишите все на врожденное психическое заболевание, на что хотите, только перестаньте надо мной издеваться!

– Любая болезнь нуждается в лечении, – кот встал и поднял хвост, шевеля самым его кончиком. – Хор-рошая микстура часто бывает горькой. Но тебе я предлагаю всего лишь сладкие витамины. Мягкое полезное др-раже для маленьких детей.

– Нет! Для меня это яд! Нож в сердце.

– Страшнее сожжения драконьим пламенем? – мне показалось, или на самом деле Герцог Мяу зловеще усмехнулся. – Казни для непокор-рных иномирных слуг.

– Вы смогли меня убедить, – я почувствовала, что дальше нельзя отпираться. Чего стоит глупому коту привести свою угрозу в действие? – Постараюсь не умереть на месте от сердечного приступа.

Очень медленно и крайне осторожно я наклонилась и самыми кончиками пальцев прикоснулась к спине подошедшего ближе Герцога Мяу. Меня словно током ударило, будто я тронула не белые шерстинки, а оголенные проводки. Отдернула руку, сдержав истеричные вопли.

– Смелее, Мир-ра, – подбодрил невозмутимо застывший на месте кот. – У тебя хор-рошо получается бор-роться с надуманными страхами. Лекарство от твоей фобии совсем не горькое и не опасное.

– Я попробую еще раз, – пролепетала я дрожащим голосом и снова протянула руку к своему пушистому господину.

На этот раз она тряслась, как у старого заядлого пьянчужки. Зубы мне пришлось стиснуть, чтобы не выбивали барабанную дробь. Желая лишь одного, чтобы пытка закончилась как можно скорее, я взялась за кошачью спину всей пятерней и провела по ней от холки до хвоста, еле перебирая дрожащими пальцами. Мягкий шелковистый мех щекотал мою кожу. В тот момент я испытывала жесточайший стыд за свое настолько низкое падение, потерю человеческого достоинства, отличающего высшее существо на планете Земля от прочей живности.

Но, как бы мерзко и противно ни было моему эго, за годы заботливо выращенному до размеров Годзиллы, я просто не могла не признать, что прикасаться к домашнему зверю оказалось приятнее, чем к искусственной шубе или зимней юбке из шероховатой ткани с мелкими ворсинками. Так вот, оказывается, за какие ощущения люди готовы продаться в рабство мяукающим и лающим ходячим шубам, согласны исполнять все их прихоти, прощать разгрызанные туфли с ободранными шторами. На мой взгляд, прикосновения к теплой мохнатой шкуре не стоили всех этих жертв. Мне просто было некуда деваться, ведь я, в отличие от хозяев, обожающих своих питомцев, находилась у кота не в добровольном, а в самом настоящем, агрессивно-принудительном рабстве, напоминающем тюремную каторгу.