– Он зашел ночью, смотрит, – поделилась Юфимия, – Филипп-то, а она глаза открыла, глядит на него и не видит, и зовет. Он ей – я здесь, здесь, все хорошо, ее милость жива, а она все кричит…
– Она спасла мне жизнь, – я уже не сдерживала слезы, – а ей никто не пришел на помощь. Может быть, она считала, что Филипп тоже мертв. А кто смог? Куда «сюда нельзя»?
Юфимия сменила Летисии компресс, зажгла какие-то ароматные палочки, переставила на столе свечи и все мне не отвечала, а я ждала. Я задала очень важный вопрос и проявила упрямство. Юфимия села, погладила Летисию по руке. Что-то было не так, рука ее была красная и словно горела.
– Ох, ваша милость, – наконец подала голос Юфимия, – поверьте мне во имя Ясных, вам этого лучше не знать.
Глава двенадцатая
– Почему?
– Потому что его милость велит меня выпороть, если я вас напугаю, вот почему, – отрезала Юфимия. Мне показалось, она сама выпорола бы и меня, как крестьянскую девочку, за излишнее любопытство. – Потому что сказки, ваша милость, до добра не доведут.
– Сказки? – Я достала из кармана платья платочек, вытерла слезы. – А кто ответит, сказки это или легенды? Или… факты, Юфимия?
Она пристально смотрела на Летисию, продолжая гладить ее руку. Я не собиралась отступать.
– Вы знаете, что оборотни не заходят в дома? – проворчала Юфимия. – Так вот… говорят, что ради истинной заходят.
– Истинной чего? – переспросила я и нахмурилась. В самом деле, это смахивало на выдумку. – Юфимия, оборотни не сказки, это темное прошлое, еще живы те, кто помнит ту войну и те жертвы.
– Оборотнями не рождаются, – пояснила она, поджав губы. – Если только он не найдет свою истинную, и тогда… Миледи, это так мерзко.
– Нет, продолжай, – велела я. Впрочем, я и так уже догадалась. – Найдет свою истинную – любовь? Кого? И ребенок, родившийся от этой связи, будет оборотнем?
– Очень мерзко, – повторила Юфимия.
– А если истинная не будет согласна, что тогда? – поинтересовалась я. Что – я тоже догадывалась. Как и знала то, что селянки, по рассказам прадеда, очень любили прикрывать свой грех оборотнями, но вот рождавшиеся дети были вполне обычными, разве что похожими не на мужей.
Да, это действительно напоминало нелепую сказку. Но если Юфимия всю жизнь прожила здесь, ничего удивительного. Чем еще развлекаться крестьянам, как не глупыми байками.
– Это мерзко, ваша милость.
Я едва не топнула ногой. Юфимия оказалась упрямой. Но нас прервали, к великому моему неудовольствию и облегчению одновременно.
– Доктор, – известил меня Томас. При этом он так посмотрел на меня, что я поняла – в этом доме у меня появился если не друг, то сторонник. Ему, наверное, не терпелось еще что-нибудь приготовить. А мокрый от снега доктор, обдав меня запахом табака, быстро прошел в комнату и начал гонять Юфимию – дать свет, принести горячую воду.
Я вышла, прикрыв за собой дверь. Томас поклонился.
– Мне так жаль, миледи, вашу служанку, – произнес он. – Она хорошая. И еще, я хотел вам сказать, что я… мы… мы с Джаспером очень рады, что вы теперь в этом доме хозяйка. Вы же будете еще готовить, правда?
– Обязательно, – улыбнулась я. Мне не хотелось притворяться перед этим мальчиком, поварята были искренними, и, как я видела, им нравилось то, чем они занимались. – Ты хочешь стать поваром?
– Очень хочу, – горячо заверил меня Томас. – И я, и Джаспер. Мы кузены. Его родители умерли, и отец с матерью взяли его к нам, у нас была пекарня, а потом и постоялый двор, а потом и отец умер, а матери пришлось все продать, она совсем неумелая распорядительница. А мы с Джаспером захотели продолжать учиться. Только господин Алоиз плохой учитель. Резать и посуду мыть я еще при отце прекрасно умел.
Я его понимала. Мне тоже было бы не слишком радостно, если бы меня лишили любимого дела… например, если бы муж запретил мне готовить или заниматься садом.
«Все может быть еще впереди», – мрачно подумала я.
– А милорд? – спросила я вроде бы с улыбкой, но внутри все замерло. А из комнаты донесся громкий стон. – Ясные…
Томас проявил невозможное для ребенка и простолюдина участие. Впрочем, не он один, и как плохо я знала этих людей! Он начал отступать по коридору, таким образом заставляя и меня следовать за ним.
– Милорд хороший, – ответил он, когда убедился, что мы находимся вдали от чужих ушей. – Правда, немного странный, но, знаете, иногда он смеется… и еще у него нет друзей. Жалко его. Я бы скучал, если бы у меня не было Джаспера.
– Иди на кухню. Не обещаю, что сегодня, но мы обязательно приготовим жаркое, – пообещала я. – А еще – сливочный пудинг, и…
Томас был совсем ребенком, хотя мне доводилось слышать, что крестьянские дети взрослеют рано. Он унесся по коридору с криком «Ее милость будет еще готовить! Джаспер! Ее милость обещала!», а я лишь невесело рассмеялась. Мне было тяжело.
Филиппа я увидела в окно. Он вместе с каким-то крестьянином осматривал мой экипаж, а возле стены сарая я заметила лыжи – вот, значит, как до нас доехал доктор. Я пожала плечами – почему бы и нет, у него должны быть разные способы добираться до больных.
Я надеялась, что он поможет Летисии.