Мой муж – чудовище

– Строгость родителей идет нам на пользу, миледи, но мой отец так и не узнал в тот раз, что мы устроили скачки по лесу… Я думаю, моя лошадь попала ногой в один из ручьев, а может быть, в какую-то норку. Была поздняя осень, снег еще не лег, лес усыпало листьями так, что и дороги не разобрать, а мы не знали тогда, как опасно не рассчитать силы – не свои, лошади. Мне было одиннадцать, и справиться я не смог. Испуганная лошадь рванулась в сторону, я вылетел из седла, скатился в овраг, довольно глубокий.

То, что в лесу видела я, пугало другим. Дикие звери, холод, ветер, снег – я знала, что могу заблудиться, замерзнуть, на меня может кто-то напасть. Если бы я наткнулась на присыпанный снегом овраг и провалилась туда, меня уже ничто не смогло бы спасти.

– Виктор… Лорд Вейтворт вытащил меня, но сам поранился. Я перевязал рану как мог, мы вернулись в усадьбу, и ничего не случилось – я так думал, но ночью я проснулся от суеты в доме и стонов. Вы спрашивали про сепсис, миледи. Страшная вещь.

Вот, значит, как. Я медленно кивнула. Доктор преувеличил, говоря о спасении жизни, но тогда обоим было одиннадцать, все выглядело совершенно иначе.

– Но ведь он выжил?

– Конечно, – улыбнулся доктор. – Но рана ему аукнулась, как видите. Он пробыл в армии сколько смог… долгое сидение в седле не для него. И хромота, которая его донимает в плохую погоду… Это случилось из-за моей перевязки, миледи, это моя вина, и мне казалось, что он мне так этого и не простил, – добавил он тише и заметно грустнее, – но, видимо, я ошибался.

Сложно помнить, что было так много лет назад, особенно в детстве, когда мир вокруг совсем не такой, какой есть. И так легко найти виноватого в своих бедах.

– Вашей дружбе пришел конец? – спросила я. – Сразу после этого случая?

– Разумеется, нет. Я навещал его, все было как раньше. Разве что наши отцы сдались и стали обучать нас ездить верхом уже по-настоящему. Потом я уехал учиться, а Виктор поступил на службу в королевскую армию, но когда я вернулся… что-то оказалось не так.

– Прошло много лет, – мягко заметила я, – когда вы говорили, что восемь лет – это целая жизнь, вы не были так уж неправы. Может быть, дело было не в вас и не в нем, просто вы изменились? Оба?

– Все может быть, – поморщился доктор, – но причина, по которой Виктор оставил карьеру военного, замаячила у него перед глазами – в моем лице… Не так легко делать вид, что корень твоих бед прощен, а мечты забыты. Я был на него не в обиде… до этого дня, когда, возможно, я понял, что заблуждался по поводу его отношения ко мне. Несмотря ни на что, ваш муж – хороший человек, – закончил он.

Жалел ли он о своей откровенности – я не понимала, он больше не взглянул на меня, забрал чемоданчик и вышел, не напомнив мне, чтобы я заперла за ним дверь.

Я словно очнулась. Все это время я была – не я. Я могла расспросить о многом – о семье моего мужа, о том, что ему важно и дорого, о том, что я могу от него ждать. О лесе, наконец, о легендах, которые противоречили тому, что было написано в книгах. Вместо этого я завороженно слушала историю, которая не имела ко мне отношения. Последние слова доктора вернули меня на землю, и они пугали больше, чем все, что было до этого.

Исчез табачный запах. Табачный ли?

Несмотря ни на что…

Искренен ли был доктор со мной?

Несмотря ни на что.

Так на что же?..

Глава девятнадцатая

Доктор мог мне соврать. Сказать полуправду. Ту самую, в которую искренне будешь верить и которая станет в конце концов правдой, потому что истина умрет от простоты этой лжи.

Рана моего мужа могла иметь иную природу.

Я затрясла головой.

Он мог получить любое ранение в армии и скрыть это от человека, который был его другом. Без малейшего укора совести скрыть от меня. Доктор мог обмануть меня невольно или сознательно. Я никому, совсем никому не могла верить безоговорочно.

Тот некто, которого убил Филипп, тот, кто преградил нам дорогу, – это был не зверь, Филипп целился высоко и был хладнокровен. Значит ли это, что он видел уже этого некто, убивал тех, кто был похож на него?

Кто прячется за деревьями? Что кроется в таинственном лесу, в королевских угодьях, в которые нет доступа никому и за охоту в которых можно получить триста плетей? Кто водится в чаще, кто был в том охотничьем домике, чья кровь была на полу?

Я встала и заперла дверь. Как было бы замечательно, если бы никто меня больше не беспокоил сегодня. Я хочу сидеть в своей комнате, как будто меня нет в этом доме, хочу заняться чем-то… хотя бы платьем: надо доделать его, не думая о том, состоится бал или нет.

Я зажгла везде свечи, даже на стенах, и в моей комнате еще никогда не было так светло. Мне пришлось потратить немало времени, чтобы распутать шитье, а потом я поставила перед собой шкатулку и упорно складывала и сразу прикалывала булавками ленты, воссоздавая герб.

Мой муж способен спасти человека. Он сделал это, пусть сам и пострадал, и ему пришлось распрощаться с мечтами о службе. Если даже доктор ошибался, считая, что детские мечты так много значили для лорда Вейтворта, это все равно был поступок…