Мой муж – чудовище

Когда-то он был другим, подумала я. Не тем, каким я его знаю. Он умел веселиться, идти на риск, а как еще можно назвать детские развлечения. И почему, вырастая, люди так сильно меняются? У них появляется что-то, ради чего они предают себя, и значит ли, что это что-то важнее, и есть ли подобное у меня?

А что есть у моего мужа? Должность лорда-рыцаря? Ответственность? Да что же ему мешает сдать эти подати, в сердцах воскликнула я про себя и воткнула булавку в платье с такой силой, что она пропорола слой лент и пригвоздила ткань к кровати.

И почему меня так это заботит, это не дело женщины, а причина в том, что я размышляю слишком много. Обилие мыслей не дает мне покоя, а должна быть лишь одна – как стать образцовой женой.

Я расправила ленты и присмотрелась. Герб можно было узнать, конечно, по очертаниям, и, может, спутать с любым другим его было бы так же просто, но мне результат нравился. Я ощущала нелепую радость, словно мой детский рисунок похвалили родители, хотя он годен лишь на то, чтобы швырнуть его в печку.

Сшивать ленты было нелегко, я исколола все пальцы, пытаясь делать стежки незаметнее, потом – украшая все это мелкими бусинами, я стояла перед кроватью на коленях, и тело затекло, мне не хватало хорошего стола, настоящего, за которым я могла бы работать. В доме было много свободных комнат, но я, обдумав эту идею, отказалась от нее. Лорд Вейтворт был со мной достаточно мил, чтобы я просила у него еще что-то, особенно если учесть, какие сокровища лежат в этой шкатулке.

«Что, если он отдал ее мне не просто так?»

У меня не было денег. У меня не было ничего своего, кроме одежды и теперь – украшений, которые стоили целое состояние.

«Можете распоряжаться этим, как захотите». Не «можете надеть» или «можете хранить драгоценности у себя». При свидетеле он заявил, что эти сокровища – не обычный подарок, это моя безраздельная собственность. Что он пытался мне этим сказать?

Мне нужно уехать? Этого хотела Летисия, и если это она проникла ко мне, если она оставила пятна крови, это прекрасный способ напугать и меня, и моего мужа. С этим, возможно, согласен лорд Вейтворт, и он не приказал мне напрямую, но почему? Кто-то рядом из тех, кто…

Кого уничтожат, если узнают? Может так быть, что вокруг все или почти все – проклятые оборотни и только мой муж остается еще человеком, и то потому, что королевский лорд-рыцарь – серьезный противник? Бросить вызов ему – значит разозлить самого короля?

Майор, доктор…

Особенно доктор. Тот, кому мой муж когда-то спас жизнь, а потом их пути разошлись и дружбе пришел конец. Юфимия, Джеральдина. Маркус, Филипп. Лорд Вейтворт ночевал в моей спальне, оберегая меня от них.

Я бродила по кругу, и работа не помогала отвлечься. Шить для меня было делом привычным, я не сводила взгляд с платья и старалась не коситься на шкатулку. Она больше не нужна была мне для работы, ее стоило убрать с глаз долой, мне не поможет забыться мысль, что в ней лежит шанс на другую, новую жизнь. Я запуталась, так быть не может. К чему моему мужу жениться на мне, чтобы тут же сплавить из дома?

Зачем ему вообще этот брак?

Я помедлила, прикрепила последнюю бусину, оторвала нитку и присмотрелась. Важно вовремя остановиться – так учили меня, когда речь шла о шитье и готовке, но и для других случаев это был очень дельный совет…

Я собрала шитье, провела несколько раз рукой по кровати, проверяя, не оставила ли где-то булавки. Повесила платье в шкаф, но прежде чем убрать туда же шкатулку, еще раз открыла ее и посмотрела на драгоценности. В комнате стало жарко – начали топить печь: либо вернулся Филипп, либо кто-то другой занялся растопкой.

Я вспомнила, что Филипп просил меня передать моему мужу, но, подумав, решила, что его поручение может подождать. Мы расстались не на самой хорошей ноте, и я с трудом представляла себе, что как ни в чем не бывало приду и сообщу пару хозяйственных новостей. Наверное, за последние дни я и так общалась с лордом Вейтвортом слишком часто, следовало избавить его от общества, которого он избегал.

Мне показалось, что метель унимается, потому что теперь весь двор можно было увидеть в деталях. Пока я шила, кто-то протоптал дорожку к воротам, а может быть, и заходил, даже Филипп мог вернуться. Что ему делать в лесу, и далеко ли он смог уйти по такому снегу, когда моментально засыпает следы и лыжню?

В дверь постучали, и, как мне ни хотелось одиночества, пришлось отпереть.

– Открою вам трубу, миледи, будет холодно, – с порога объявила Юфимия. – Там же, где бедняжка ваша, открыто окно, в доме стыло.

Я передернулась – не от холода, от осознания того, что недавно живой человек лежит теперь недвижимый, и сердце его не бьется, и благо что зима, снег залетает через окно и не тает, падая на мертвое тело. Мне все еще сложно было принять до конца произошедшее, я понимала, что ночью могу проснуться в слезах.

– Принести ужин, миледи?

Я отступила на шаг. Свечи дают причудливый свет, и это отблески, а не желтый цвет глаз. Юфимия улыбалась, мне померещилось, что она скалится и я вижу клыки.

– Молока, пожалуйста. Вы очень добры.