Мой муж – чудовище

Мне хотелось вытереть руку, будто я испачкалась в чем-то нечистом, в чем-то, от чего не отмыться так легко, но я всего лишь перехватила правой рукой пистолет и уткнула Юфимии дуло под подбородок. Так учил нас полковник – добить и не дрогнуть при этом. Это милость, но я беспощадна.

– В экипаже должна была ехать не я.

Взгляд человека, которому в лицо дышит смерть, полон покорного безразличия. У меня прежде был такой взгляд, и меня не пугало, что я – причина отчаяния кого-то другого. Я – леди-рыцарь, карающая длань, вершащая правосудие.

Вот почему пахнет кровью и порохом.

– Ты убила его.

Мне не под силу тягаться с крестьянками, даже когда на моей стороне преимущество. Когда я уже знала точно – Томас на моей стороне, и Джаспер, который сидит на козлах, на моей стороне тоже. Я подозревала, где завершится наш путь, мне нужно было только успеть узнать все до конца, потому что потом от меня опять могли утаить многое. Лицо Юфимии не дрогнуло ни не миг – или я не попала в цель, или каждое слово било ее наотмашь.

– Те выстрелы и конское ржание, – произнесла я, – это стреляла ты, и стреляла в Филиппа. Он, возможно, стрелял в тебя. Ты ранена, поэтому не сопротивляешься. И крики – это кричали Филипп и Джаспер. А затем Джаспер развернул экипаж и мы едем – куда? К границе? Лошади скоро устанут. Карета уже еле ползет. Тебе не унести в руках все, что здесь спрятано, и раненной не уйти.

Формовочная ложка, о которой я не заикалась. Алоиз упомянул о ней при Юфимии и словно бы вскользь, но так кстати. Томас слушал, что происходит в комнате Филиппа. Джеральдина переоделась в мою одежду, когда я уже должна была видеть третий сон, сморенная зельем…

Так ли все просто, спросила я себя, или не хватает еще кого-то на этой картине?

Рука, держащая пистолет, затекла, и даже если бы я и хотела, не смогла бы уже сделать выстрел. Карета остановилась, открылась дверь, я видела пустые глаза Юфимии и чувствовала, как мои пальцы начали разжимать, и по запаху табака поняла, что это был доктор. Открылась вторая дверь, и полицейский, имени которого я до сих пор не знала, выволок из экипажа Юфимию – она взвыла, значит, насчет раны я оказалась права… Я встала, босая и изможденная, и сделала шаг наружу. Майор Паддингтон смотрел на меня в упор, покачивая головой, и я улыбнулась и прикрыла глаза, вдруг поняв, куда и зачем тайком бегал Томас.

Я прощалась с той леди-рыцарем, которой была этот час. Мне казалось, я справилась. То, что я еще не узнала, уже не имело значения, то, что меня здесь могло не оказаться, тоже не имело значения. Джеральдина бы поступила иначе – наверное, выстрелила бы в Юфимию и Филиппа. Два человека, четыре выстрела. Я опередила события, Джаспер растерялся, и к месту нападения никто не успел. Они все изменили, но мой муж… где он был, почему он оставил меня одну?

Не оглядываться, оглядываться нельзя.

Пока я не видела моего мужа, я все еще была леди-рыцарем, но как только я обернусь, меня покинут последние силы. Я понимала, что рухну на снег, и предпочитала испытывать холод и опустошение. Пока я стояла так, я была победителем.

Все говорили, бегали, что-то вытаскивали из дома, размахивал руками Джаспер, прижимался к нему бледный Томас. На крыльце топтался Маркус – он умеет улыбаться так, что хочется ответить ему. Славный старик. Мы сможем еще стать друзьями.

Было много людей… прибыла армия, должно быть. Кого я видела, кто из них мелькал за деревьями? Я не узнавала никого. Сборщики податей? Свет луны мягко лился на двор, и тени метались беспорядочно, пересекаясь, – непрекращающаяся, долгая, очень долгая ночь. Один короткий и нежный проблеск, явление ясного дня, когда мой муж взял меня на руки. Или это был сон.

Говорят, что на севере, там, где снега тают поздней весной и лето короткое и холодное, ночь лежит несколько месяцев. Я читала об этом – как странно жить, солнца нет, тепла нет. Есть луна, лживая, ледяная, в ее свете нет добра, за ее безразличным ликом прячется Тьма, протяни руку, и тебя заманит, и не заметишь. Я сама до сих пор на краю, и мне не хочется возвращаться.

Может, вина, а может, мне просто больно. Так больно, что я выберу Тьму.

Я не предотвратила две смерти. Не смогла спасти ту, которая была верна до конца и стремилась открыть мне глаза, находясь на смертном одре, вот только на мне были плотные шоры. Не уберегла для суда того, кто задумал все это и практически осуществил, но у него на пути встали те, кто был не над ним, а ему сущей ровней. Джеральдина, Томас, Джаспер. И Томас, поняв, что я вмешалась не вовремя, постарался избавиться от меня, подвергнув опасности не меньшей, в лесу ведь бродит голодный шатун. Потом, поняв, что он едва не убил меня тем, что отправил на лыжах в лес, Томас велел Джасперу остановиться и был со мной рядом, притворяясь, что не может ослушаться леди-рыцаря.

Я не сердилась на него, он был ребенком. И сделал все что мог.