Мой муж Норбеков, или как родилась Лора

Значительную часть своих знаний, с его слов, он почерпнул в библиотеке Института востоковедения в Ташкенте, где выискивал всякие древние трактаты. Ветхие книги обычно были переплетены черной кожей. Поэтому он с гордостью называл себя «чернокнижник». А также "книжный червь" — за УСИДЧИВОСТЬ, неспешность и целеустремленность в переваривании этих книг.

Когда мы уже жили вместе, книги были нашими неразлучными друзьями. Он покупал их часто и много, бывало сразу по две-три штуки. Его любимым жанром была фантастика, в основном американская. Тогда были популярны сборники "Монстры Вселенной". С завидным прилежанием изучал книги Идрис Шаха «Суфизм», "Мыслители Востока". Мирза любил читать их ночами напролет, беспрерывно куря, что-то подчеркивая и загибая страницы.

Эти книги остались у меня. Как-то на досуге я стала их перелистывать и узнала для себя много нового. Выделенные там фломастером фразы Мирза использовал на наших занятиях. Возможно, это просто продолжение его замечательной игры, в которой реальность и фантазии так перемешались, что невозможно отличить одно от другого. Ну просто "сам себе режиссер"…

ГЛАВА ШЕСТАЯ. ИДУ Я ПО КАНАТУ, САМА СЕБЕ КРИЧУ СТОЯТЬ…

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

Я слышу вдалеке тревожный гул… Он угрожающе нарастает, приближается… Наполняет все. Его невозможно больше выносить — сразу проснувшись, я прихожу в себя… С трудом открываю глаза, и мой взгляд упирается в высокие, как в храме, мрачные своды. Медленно поворачиваю голову, смотрю по сторонам и вижу вдоль темных стен людей, одетых в свободные черные балахоны, подпоясанные веревками, как у католических монахов. Этот гул пронизывает все мое существо. Лица зловещих фигур скрыты под глубокими капюшонами. Животный страх сковывает мое тело. От этих людей веет смертельной угрозой. Меня волной пронизывает холод: я не чувствую ни рук, ни ног. Почему так холодно? С трудом приподняв голову, я смотрю на себя. Боже! Я лежу обнаженная на каком-то громадном каменном столе. Пытаюсь освободиться, извиваясь, пошевелить руками и ногами, но не могу, с удивлением понимаю: они крепко связаны особым образом — я распята, как на закланье. Страх перерастает в панический ужас. Он судорогой отдается в груди, так что становится трудно даже дышать.

Во всем моем теле колоколом вибрирует монотонное бормотание. Этот кошмарный гул все нарастает и нарастает, ритм песнопения все убыстряется. Он занимает уже все пространство вокруг, так что даже стены завибрировали. Я испытала смертельное предчувствие, какое бывает, наверное, у распятых на кресте. Один из этих страшных людей начинает медленно, как в ритуальном танце, приближаться ко мне. Он ступает очень плавно, словно крадучись, и я вдруг понимаю: "О, ужас!" — в руках у него осиновый кол! В его движениях я читаю безжалостный приговор, Я цепенею, и из груди вырывается дикий крик, летящий под своды и увеличивающийся от гулкого эха. Не надо! Нет! — умоляет, извиваясь, распятое существо… Огромная тень от его фигуры нависает надо мной. Он поднимает свое орудие, неумолимо приближается к моему телу и… резко вонзает в живот, насквозь, принося мою жизнь в жертву…

…Проснувшись от ужаса, мокрая, как мышь, я долго не могла понять, где я? Я жива? Страшный сон все еще жил во мне. Я тихонько лежала, боясь пошевелиться от страха. Темнота обступала со всех сторон, казалось, люди в балахонах могли все еще быть там, я продолжала ощущать их присутствие…

Лишь через некоторое время я стала узнавать свою комнату, отходить от сна, успокаиваться. Заснуть, правда, больше не могла и еще продолжительное время была под впечатлением кошмара.

Несколько дней я не могла отделаться от этого видения, оно застряло в моей памяти, как кино, которое кто-то прокручивал много раз перед моими глазами.

Вскоре я стала замечать постепенное ухудшение самочувствия и поняла — неспроста все это. И тогда вспомнила неприятный разговор несколько месяцев назад…

Гуля позвонила мне из Екатеринбурга и потребовала:

— Я не хочу больше, чтобы у Мирзы была другая женщина.

— Я тоже не хочу. Давай поставим точку. Он твой. — И я пообещала, что мешать ей больше не буду. — Бери своего мужа. Такой он мне тоже не нужен. У вас дети, семья. Нас с ним уже ничего не связывает. Делай с ним, что хочешь.

Мне после этого разговора с Гулей стало легче, потому что в душе я уже давно ушла. Мы с Мирзой разъехались, но совместная работа продолжалась. Вольно или невольно мы общались. В один день все не заканчивается. Однако даже после этого она передала мне через свою подругу Мухабад угрозу о том, что мне будет сделано "на смерть". И означало это — навести «порчу», то есть в прямом смысле испортить жизнь, чтобы в ней не осталось ни удач, ни радостей — только страдания и горе.

Позвони МНЕ, позвони…