Мой муж Одиссей Лаэртид

Когда Одиссей подрос и стал юношей, он отправился в гости к материнской родне, на Парнас. Особых чувств он ни к кому из них не испытывал и сам признавался, что поехал лишь в надежде на обещанные подарки... Надо сказать, что Одиссей очень любит получать подарки, в этом мы с ним не схожи. Мне всегда больше нравится дарить и видеть радость в глазах того, кому даришь, — ведь это обычно достаточно близкий или, во всяком случае, симпатичный тебе человек. Муж мой устроен иначе, и я уважаю его за это. Он добытчик, настоящий хозяин в доме, и мое легкомысленное отношение к вещам его раздражает — сам он всегда старается иметь дело с людьми, от которых можно получить какую-то прибыль. Вот и к деду он поехал за этим.

Дед сдержал слово и богато одарил гостя. Однако внук чудом вернулся домой живым. Сыновья Автолика затеяли охоту на склонах Парнаса и подняли из логовища огромного кабана. Зверь выскочил из чащи и первым, кто ему встретился, был Одиссей. Кабан повалил его на землю и распорол ногу выше колена — шрам от клыков виден до сих пор.

Вскоре после того, как Одиссей вернулся с Парнаса, Лаэрт передал ему трон. А через год Одиссей снова отправился на материк — принять участие в споре героев за руку Елены, дочери Тиндарея. Елена ему не досталась, и он посватался к ее двоюродной сестре — ко мне. Я еще лежала в пеленках, но Одиссей хотел иметь гарантии на будущее — он всегда был человеком очень основательным.

После того как он ужинать кончил, ему на колени

Внука его положив, Евриклея промолвила слово:

«Сам ты теперь, Автолик, найди ему имя, какое

Внуку хотел бы ты дать: ведь его ты вымаливал жарко».

Ей отвечая на это, сказал Автолик и воскликнул:

«Зять мой и дочь, назовите дитя это так, как скажу я.

Из дому к вам я приехал сюда, на земле многодарной

Многим мужчинам, а также и женам весьма ненавистный.

Пусть же прозвище будет ему Одиссей. а когда подрастет он,

Если в дом материнский большой на парнасе приедет,

Где я богатства свои сохраняю, — из этих сокровищ

Дам я подарки ему, и домой он уедет довольный».

Этого ради, чтоб их получить, Одиссей и поехал.

Гомер. Одиссея

Мое происхождение не ниже, чем происхождение Одиссея, ибо по отцовской линии я веду свой род от Зевса — царь богов, явившийся к Данае, дочери Акрисия, стал отцом моего прадеда Персея.

Свою дочь от Андромеды Персей назвал Горгофона — убийца горгоны. Мне кажется, что имя, в котором звучит смерть, это не самое удачное имя для женщины. Во всяком случае, моя бабка Горгофона положила начало целой цепи преступлений: говорят, она первой из ахеянок дважды вступила в брак. Правда, второй раз она вышла замуж, успев овдоветь, и никто не осудил ее слишком строго. Но тем самым двоебрачие было узаконено, и это привело к самым горестным последствиям, прежде всего в роду самой Горгофоны. Достаточно сказать, что Елена Спартанская, бежавшая от законного мужа Менелая к троянскому царевичу Парису, приходится ей внучкой. Так, с легкой руки Горгофоны, дочь ее сына, вступив в повторный брак, стала причиной кровопролитнейшей войны.

Елена выходила замуж не дважды, а трижды, ведь после гибели Париса она на десятом году войны стала женой его брата Деифоба; а если учесть, что в конце концов она вернулась к Менелаю, то даже четырежды. Если же верить сплетням, то в ранней юности она успела побывать замужем еще и за Тесеем.

Сестра Елены, Клитемнестра, сейчас, когда я пишу эти строки, состоит уже в третьем браке. Ее первый муж был убит своим же двоюродным братом Агамемноном, и она вышла замуж за убийцу. Говорят, что Агамемнон и маленького сына ее то ли убил, то ли продал в рабство — в доме моего отца вся эта история тщательно замалчивалась (ведь мы с Клитемнестрой двоюродные сестры, и наши отцы очень дружны), — мне об этом по секрету рассказала нянька. А после того как Агамемнон уплыл на войну, Клитемнестра сошлась с неким Эгистом, другим двоюродным братом Агамемнона — не знаю, можно ли назвать эту связь браком, но они живут почти открыто. Так или иначе, далеко не все женщины — потомки бабушки Горгофоны оказались безупречны.

Очень хочется верить, что это печальное наследие не передастся мне и моим отпрыскам. Впрочем, у меня нет дочерей, а мне самой уже тридцать лет, и я примерная жена. И если я хранила верность мужу все те десять лет, что он сражается под Троей, трудно представить, что я вдруг изменю ему теперь, когда я со дня на день жду его домой... Да нет, такое даже представить невозможно — ведь я люблю Одиссея. Кроме того, измена — это что-то нечистое, темное, низкое, от чего не отмоешься. Это — косые взгляды друзей, это — вопрошающие глаза твоего ребенка, это — смешки рабынь за твоей спиной... Даже если бы я ненавидела своего мужа, я бы никогда не унизилась до измены. Я — царица, в моих жилах течет кровь Зевса и Персея, и я никогда не сделаю ничего, что не позволило бы мне высоко держать голову перед людьми и богами.