Забегая вперед, скажу, что значительно позднее, уже на десятом году войны, ахейцы получили предсказание, что они не смогут взять Трою без помощи Филоктета, который был владельцем замечательного лука и стрел, доставшихся ему от Геракла. Тогда Агамемнон решил все-таки исцелить его и привезти на берега Геллеспонта. Он не нашел ничего лучшего, чем поручить это дело Одиссею, несмотря на то что именно Одиссей в свое время бросил больного на Лемносе. Самое удивительное, что Одиссей отравился. Не знаю, как он мог смотреть Филоктету в глаза после того, что сделал; как мог сам Филоктет согласиться на уговоры... Наверное, Одиссей снова прибегнул к каким-то хитростям и лжи.
Мне кажется, Агамемнон специально дает моему мужу самые неприятные поручения, выполняя которые, тот рискует покрыть себя дурной славой. Конечно же Агамемнон просто завидует его хитроумию и мудрости. А Одиссей, как дисциплинированный воин, к тому же связанный клятвой верности Менелаю, не считает себя вправе отказывать вождю. Надеюсь, люди не станут порицать его за это.
Когда эллины позже стали совершать жертвоприношение Аполлону, с алтаря сползла водяная змея и укусила Филоктета. Рана оказалась неизлечимой; она издавала отвратительный запах, который войско было не в силах вынести. Тогда Одиссей по приказу Агамемнона высадил Филоктета на острове Лемносе вместе с принадлежавшими филоктету луком и стрелами Геракла. Филоктет стал там охотиться за птицами и таким образом добывал себе пропитание в этой пустынной местности.
(. . .)
Когда уже прошло десять лет войны и эллины пали духом, Калхант вещал, что Троя не может быть взята без помощи лука и стрел Геракла. Услышав это, Одиссей в сопровождении Диомеда отправился к Филоктету на Лемнос, овладел при помощи хитрости луком и стрелами Геракла и убедил Филоктета отплыть под Трою. Филоктет отправился туда и, после того как его исцелил Подалирий, выстрелом из лука убил Александра.
Последней весточкой, которая дошла до меня с берегов Троады перед тем, как связь с Геллеспонтом надолго прекратилась, было сообщение о высадке ахейцев на троянскую землю. В те дни местные жители спешно покидали побережье в страхе перед захватчиками, сами же ахейцы не слишком препятствовали этому, потому что им надо было прежде всего обустроить свой лагерь до начала военных действий. Сотни беженцев на рыбачьих судах и лодчонках, не предназначенных для дальнего плавания, выходили в открытое море. Множество из них погибало, но некоторые добирались до берегов Фракии или до островов Эгейского моря и рассказывали о начинающейся на берегах Геллеспонта резне. Другие мореходы разносили эти известия по всей Ойкумене. Так я узнала о том, что Одиссей жив и благополучно высадился в Троаде.
Мне повезло больше, чем другим ахейским женам, — ведь беженцам было не до того, чтобы запоминать имена захватчиков. Но Одиссей во время высадки проявил такую смекалку, что историю эту узнали и запомнили многие. Было предсказано, что первый воин, коснувшийся троянской земли, первым падет в битве, поэтому, когда корабли приблизились к берегу, ни один из ахейцев не захотел прыгать на сушу. Возникла заминка, которая могла бы стать роковой, и тогда мой муж бросил на песок свой щит и соскочил на него. Троянской земли он не коснулся, но воины с других кораблей не заметили его уловки. Увидев, что первый ахеец уже стоит на суше, Протесилай из Фессалии прыгнул на берег — он и стал первой жертвой войны, пав от руки Гектора.
Мой муж заслужил этим поступком славу храбреца, который не испугался пророчества, — ведь мало кто видел, что он коснулся лишь собственного щита. Многие потом удивлялись, что он остался жив и, значит, предсказание не исполнилось.
Жалко Лаодамию, жену Протесилая, — они расстались сразу после свадьбы, не успев даже достроить дом, в котором собирались жить. Она долго не верила в смерть мужа, и Гермес, пожалев ее, вывел Протесилая из Аида, чтобы они могли еще раз повидаться. Но получилось только хуже: Лаодамия решила, что муж ее ожил, а когда узнала, что им надо вновь расстаться, теперь уже навсегда, покончила жизнь самоубийством.
«Первый в народе» — мне выло дано роковое прозванье:
Первым я из бойцов пал во фригийской войне,
Прянув без страха отважным прыжком на Сигейскую отмель.
Ибо коварной меня ложью оплел Лаэртид,
Тот, который на брошенный шит с корабля перепрыгнул,
Чтоб не коснуться ногой страшной троянской земли.
Что ж? не эту ли смерть для меня напророчили судьбы
В час, когда отец имя младенцу давал?
Корзина 5
Как же тогда мне забыть о любимце богов Одиссее?
С жаром за все он берется, и мужествен дух его твердый
Во всевозможных трудах. И любим он Палладой-Афиной.