Со двора раздавался какой-то шелест. Я подошла к окну — там, под цветущим кустом жасмина, закинув руки за голову, лежала обнаженная девушка. Лунный луч выхватил из тени одну из ее грудей, и она светилась молочным светом, как круглая, выточенная из оникса чаша. Стоявший на коленях юноша осыпал живот девушки белоснежными лепестками. Потом он склонил голову и зарылся лицом в ее благоухающее лоно. Девушка засмеялась, приподнялась на локтях, и юноша припал губами к ее груди. Они упали в траву, полную лунных бликов и жасминовых лепестков...
Я смотрела на них до конца. Это были Амфимедонт и Евридика, совсем еще юная дочь Евриномы.
На Итаку прибыл Мент, сын Анхиала, царь острова Тафос, — он плывет в Темесу по торговым делам. Телемах принимал его в нашем дворце. Когда гость откланялся, Телемах пришел ко мне возбужденный. Он заявил, что под видом Мента его посетила богиня Афина и что гость, окончив беседу, превратился в птицу и вылетел в окно.
Самое печальное, что Мент дал моему сыну множество нелепых советов. Можно было бы только посмеяться над самоуверенностью гостя, который, не проведя в доме и одного дня, уже считает возможным вмешиваться в семейные дела. Но Телемах уверен, что советы эти преподаны ему Афиной, и видит в них божественный промысел. Теперь он хочет созвать итакийцев на собрание и потребовать, чтобы они запретили женихам пировать в нашем доме. Меня он, по совету Мента, хочет отослать к отцу, чтобы тот выдал меня замуж. Сам же Телемах, повинуясь все тому же советчику, решил отправиться в Пилос и в Спарту, чтобы расспросить Нестора и Менелая о судьбе Одиссея.
Мент рассказал Телемаху о яде, которым Одиссей когда-то смазывал свои стрелы, — я ничего не знала об этом. Использовать яд, даже и в дни войны, считается бесчестным, это противно вечноживущим богам. Геракл смочил свои стрелы желчью лернейской гидры, но, насколько я знаю, использовал их очень редко, и то не против людей, а против кентавров.
А мой бывший муж, как выяснилось, ездил за ядом в город Эфиру, к царю Илу. Когда же тот, опасаясь гнева богов, отказал ему, Одиссей выпросил яд у Анхиала, царя тафосцев.
Разговор этот, который перемежался угрозами в адрес моих женихов, слышали многие. Теперь ходят слухи, что Телемах тоже собирается ехать в Эфиру за ядом, чтобы отравить моих гостей. Единственное, что меня утешает, — Телемах в двадцать лет подобен десятилетнему ребенку, он ни разу не покидал Итаки, и мне трудно представить, что он действительно куда-то поплывет.
Также и там побывал Одиссей на судне своем быстром;
Яда, смертельного людям, искал он, чтоб мог им намазать
Медные стрелы свои. Однако же Ил отказался
Дать ему яду: стыдился душою богов он бессмертных.
Мой же отец ему дал, потому что любил его страшно.
* * *
Так говорил не один из юношей этих надменных:
«Эй, берегитесь! на нас Телемах замышляет убийство!
Иль он кого привезет из песчаного Пилоса в помощь,
Или, быть может, из Спарты. Ведь рвется туда он ужасно!
Или в Эфиру поехать сбирается, в край плодородный,
Чтобы оттуда привезть для жизни смертельного яду,
Бросить в кратеры его и разом нас всех уничтожить».
Телемах и впрямь разослал глашатаев и собрал ахейцев на площади города — там, где обычно сидят старейшины. Говорят, он вел себя недостойно: плакал, просил, чтобы народ запретил моим гостям появляться во дворце, грозился, что будет вместе со мной обходить дома ахейцев и требовать возмещения за съеденные припасы... Как ни странно, его поддержал Ментор. Друг Одиссея, конечно, не может одобрять того, что с моего дозволения происходит во дворце, но старик, видимо, не понимает, до какой степени Телемах поврежден в уме...
Дело дошло до обвинений и прямых угроз. Антиной перед всеми обвинил меня во лжи, рассказав историю с саваном Лаэрта, и заявил, что женихи не уйдут из дворца до тех пор, пока я не изберу себе нового мужа. Меня возмутили такие речи: он мой гость и вправе бывать у меня лишь до тех пор, пока я этого пожелаю. Я в любой момент могу закрыть ворота дворца и приказать рабам, чтобы они больше не пригоняли скот и не накрывали столы... Но должна признать, что теперь мне действительно трудно было бы сделать это.
Телемах в ответ стал грозить женихам смертью, и тут случилась неприятная история: прямо над площадью сцепились в схватке два орла, и старый гадатель Алиферс истолковал это как знак скорого возвращения Одиссея. Он предсказал женихам гибель от рук моего бывшего мужа. Евримах испугался, что слова старика могут подстрекнуть Телемаха, и пригрозил гадателю суровой карой, а Леокрит, сын Евенора, посулил смерть самому Одиссею, если тот вернется на Итаку... Народное собрание закончилось ничем...