Мой муж – Сальвадор Дали

Манерный Париж, раскованная Америка, томная Италия. Уезжая на другие континенты, отдаваясь блеску и суете шумных городов, принимая многочисленных визитеров, позируя перед фотографами, Дали очень скоро начинал изнывать. Душа его кровоточила. Жаждущая отдохновения и свободы, она неистово стремилась домой, туда, где бордовели на солнце чешуйчатые черепичные крыши и небо, распростертое над морской гладью напоминало размытую акварель. По утрам здесь пахло водорослями, а вечером местные хозяйки распускали на больших сковородах солнечно-желтые кусочки масла, добавляли мидии, гребешки, рис, вино и по кварталам разливался аромат знакомой Дали с детства еды. Собираясь в один букет вкусы, звуки, запахи, воспоминания, ассоциации делали его жизнь реальной. Где бы ни находился художник, он предвкушал возвращение домой, в Испанию. Здесь он писал картины, слушал Баха и радиорепортажи с велогонки «Тур де Франс», здесь, отдыхая от работы, играл в футбол с соседом и старинными приятелем. И все было бы хорошо, если бы заискивающего со своими снами и галлюцинациями, видениями и фантазиями Сальвадора не преследовали навязчивые страхи. Гала отлично помнила, как во время знакомства с одним из приятелей «малыша», она услышала от «доброжелателя», что Дали болен шизофренией. С юности психика гения не была устойчива, его часто мучила бессонница, беспричинная тоска. Возраст и напряженная работа усугубляли гнетущее состояние.

«Вспышка безумия угрожала моему успеху, так как я полностью ушел в свое воображение».

Отгоняя хандру и страхи, художник уговаривал себя:

«Ты в Порт-Льигате – это место ты любишь больше всего в мире. Тебя больше не угнетают унизительные денежные заботы. Ты можешь заняться самыми главными, выношенными в глубине души произведениями. Ты совершенно здоров. Ты волен выбирать из всех кинематографических или театральных проектов, которые тебе предлагают. Гала будет счастлива, и ее не будут беспокоить заботы, омрачающие лицо.»

Временами он начинал вести себя так, как когда-то вел себя его погибший друг Лорка. Художник наотрез отказывался засыпать, если рядом не было его ненаглядной Гала.

– Гала, поди сюда, принеси мне подушку и крепко сожми мою руку. Может быть, мне удастся заснуть.

Не позволяя ей лечь, Дали требовал, чтобы жена, к тому времени шестидесятичетырехлетняя женщина сидела рядом с его ложем и «баюкала» своего мальчика. Обладающая фантастическим терпением, Гала не только исполняла все прихоти своего Сальвадора, но и подталкивала его вперед. Больному, тоскующему, уставшему, она не позволяла Дали спускаться с Олимпа, на который они взбирались с таким трудом. Кто-то из современников Дали полагал, что таким образом жена поддерживала в муже жизнь, не давала ему предаваться депрессии и растрачивать зря драгоценное время. Кто-то утверждал, что падкая на деньги, Гала загоняла художника в могилу.

«Встань и иди, – говорила она. – Ты еще ничего не успел. Не торопись умирать».

Под влиянием Гали, буквально загипнотизировавшей его, он перешел от одной крайности к другой и начал делать деньги, вернее, золото, оно было его божеством всю вторую половину жизни, – писал Бунюэль. – Но я убежден, что и сегодня он лишен всякой практической сметки.

И снова чета Дали стала налаживать свой быт, приводя в порядок и перекраивая разграбленный во время войны дом в Порт-Льигате. Правда теперь ни Сальвадору, ни Гала не нужно было заботиться о деньгах. Сориентировавшийся в авангардном искусстве мир без подсказок и просьб охотно приобретал картины, книги, одежду, украшения, головные уборы, созданные непревзойденным мастером. Несмотря на это, Дали продолжал работать с маниакальным упорством. Он писал книги, картины, устраивал персональные выставки в Париже. А в 1950 году он приехал в отчий дом, чтобы отдать последнюю дань умирающему отцу.

– Во всех наших бедах виновна твоя русская дрянь. Отец был прав, – заявила с порога Анна Мария.

Сальвадор смотрел на сестру с жалостью. От ее былой красоты не осталось и следа. Художник знал, что во время войны сестру арестовали и в застенках она подвергалась жестоким, мучительным пыткам.

– Это она, Гала, донесла на меня – исступленно кричала Анна Мария.