Читаем Мой настоящий отец полностью

Что же делать? Ловить журавля в небе или ухватить покрепче синицу? Журавль высоко — не дотянуться, но и синица такая зачем? В свои неполные восемнадцать я строил из себя победителя, а сам давно смирился с ролью неудачника. В любви не везет, в душе пустота, на губах — герпес, лицо похоже на пиццу, я держался только благодаря тебе — ты в меня верил. Вот я и врал тебе. Постоянно. За обедом у тебя в кабинете ты забывал про бутерброд с ветчиной, слушая мои захватывающие рассказы об учебе на курсах. Еще я хвастался, что издательства «Сей» и «Альбен Мишель» дерутся за право напечатать мою первую книгу, — так оно и будет, два года спустя.

Изо всех сил скрывая свое отчаяние, я отвлекал тебя ложной дилеммой — мы без конца обсуждали достоинства двух издательств, в одном из которых в те времена печатали лишь увенчанных премиями писателей, чьи книги продавались с переменным успехом, другое делало ставку на коммерческие книги и подвергалось постоянным нападкам критиков. Мы никак не могли сделать выбор, а я тянул время, надеясь, что мое вранье окажется пророческим. Наверное, я хорошо играл свою роль, но ты свою еще лучше.

Все это продолжалось до тех пор, пока не настало время сдавать невыполненные домашние задания. Тут-то я и раскололся. Пересказывая тебе беседу с Аленом Рене — он якобы позвонил и предложил снять фильм по моему роману, если я напишу сценарий до выхода книги (отличный способ повременить с выбором несуществующего издателя), — я вдруг разрыдался. Ты поспешно проглотил кусок бутерброда.

— Что с тобой?

Отступать было некуда. Со мной, говорю, все плохо, нет больше сил разрываться, я попусту трачу время на курсах, и хотя этот путь надежен, он не для меня, лучше уж сигануть в пропасть, чем зайти в тупик.

— Так сигай, в чем же дело? Раз тебе так плохо на курсах, бросай сейчас же. Маме я все объясню. Даже ради нашего спокойствия не стоит учиться тому, к чему душа не лежит, и трепать нервы издателям.

Ты говорил с такой искренностью, с такой теплотой, что я решил идти до конца:

— Папа… Я немного приврал. У меня пока нет издателя.

Нимало не растерявшись, ты продолжил, как защитник в суде:

— И что это меняет? Тем более нужно бросать. В лицее Массена издателя не найдешь.

Тут зазвонил телефон. Это крестный. Мой амбициозный план поступления в «Эколь нормаль» очень льстил его самолюбию, поэтому он время от времени справлялся, как идут мои дела.

— Главное, чтобы он не пугался, Рене. Только вчера я рассказывал принцессе Грейс, как преподаватели стращают учеников: «Сегодня вас тридцать — а через десять дней будет пятнадцать». Если не удержится в обойме, все труды пойдут прахом.

— Ты только не переживай, Анри. Дидье понял, что уровень педагогов не так уж высок, да и работают они спустя рукава. Он бы, конечно, поучился там, чтобы нас порадовать, но ничего не получится. Издательство «Сей» предлагает ему контракт. Одна загвоздка — Роже Бастид хочет, чтобы он писал по две книги в год, какие тут курсы, придется ими пожертвовать. Ладно, я тебе перезвоню.

Ты повесил трубку и весело прокомментировал реакцию Анри:

— Он просто обалдел. Так ему и надо, вместе с его принцессой.

— Папа… Он — Франсуа Режис.

— Что-что?

— В издательстве «Сей» работает Франсуа Режис Бастид. А Роже Бастид вместе с Антуаном Блонденом освещает Тур де Франс.

— Черт! Ладно, не страшно: твой крестный ничего в этом не смыслит. Пусть будет Франсуа Peжис. Нужно где-нибудь записать. Не помню, куда сунул копию его письма, сделай мне еще одну. Он ведь тебя там хвалит?

В ответ я лишь поморщился. Я методично обрабатывал главного редактора «Сей», который в то время вел на «Франс Интер» передачу «Маска и Перо». Вначале он всегда разбирал письма слушателей, и я отправил ему свою восторженную рецензию на фильм «Энни Холл», где весьма умело провел параллель между творчеством Вуди Аллена и своими собственными литературными установками. Бастид прочел мое письмо в эфире. Неделю спустя он получил мой роман «Ошибки» — история двух лицеистов и их нежеланного дитяти, зачатого во время подготовки к экзаменам. Он ответил на бланке издательства, предрекая мне большое будущее, но пока советовал мне не спешить с публикацией, потому что «не считает возможным эпатировать парижскую публику с помощью одаренных лицеистов».

— Но ты же говорил, что шеф ему за это шею намылил, дескать, чем автор моложе, тем проще продать?

— Ну да, говорил.

Ты вздохнул, закурил тонкую сигарку, поскреб ногтем жирное пятно на галстуке и надел пиджак, время — почти два часа, скоро придет клиент.

— В любом случае, куй железо пока горячо: уходи с курсов и занимайся только своими книгами. Сегодня вечером поговорим с мамой, хорошо? Все, беги, а то опоздаешь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное