Мой неизвестный Чапаев

И вот однажды на занятиях А.А Свечин предложил Василию Ивановичу рассказать, как он усвоил лекцию о знаменитом сражении под Каннами, где войска Ганибалла наголову разгромили чуть ли не вдвое превосходящие их по численности римские войска, показали классический образец окружения противника и уничтожения его по частям. К тому же Свечин, читая лекцию об этом эпизоде из Второй Пунической войны, выражал свой неумеренный восторг по поводу действий предводителя карфагенской конницы Гасдрубала, которая во многом определила исход сражения.

Чапаев начал излагать свою точку зрения с того, что назвал римлян слепыми котятами. Тем самым он развенчал кумира Свечина, и тот не смог удержаться от ядовитого замечания:

— Вероятно, товарищ Чапаев, если бы римской конницей командовали вы, то предмет сегодняшней лекции назывался бы «Разгром Ганибалла римлянами».

Василий Иванович вспылил: — Мы уже доказали таким, как вы, генералам, как надо воевать!

Он имел ввиду знаменитый рейд своих отрядов летом восемнадцатого года. Попав под Уральском в мешок между белочешскими и белоказацкими частями, Чапаев тогда предпринял дерзкий бросок назад, на занятый противником Николаевск, взял город и тем самым не дал соединиться двум крупным вражеским группировкам. Эта операция была образцом руководства боевыми действиями. Но для маститого стратега Свечина Чапаев был неслыханным попранием классического военного искусства. Одним словом, скандал разыгрался по всем правилам...

Но, учась в академии Чапаев все время рвался на фронт. Он считал, что его настоящее место сейчас там — в рядах сражающихся красных воинов. И вот уже написан рапорт Чапаева в Реввоенсовет 4-й армии...

24 декабря 1918 года

МНОГОУВАЖАЕМЫЙ ТОВАРИЩ ЛИНДОВ!

Прошу Вас покорно отозвать меня в штаб 4-й армии на какую-нибудь должность, командиром или комиссаром в любой полк, так (как) преподавание в академии мне не приносит никакой пользы. Что преподают — я это прошел на практике. Вы знаете, что я нуждаюсь в общеобразовательном цензе, который здесь я не получаю. И томиться понапрасну в стенах я не согласен. Это мне кажется тюрьмой, и прошу ещё покорно не морить меня в такой неволе. Я хочу работать, а не лежать, и если Вы меня не отзовете, я пойду к доктору, который меня освободит, и я буду лежать бесполезно. Но я хочу работать и- помогать Вам. Если Вы хотите, чтобы я Вам помогал, я с удовольствием буду к Вашим услугам.

Так будьте любезны, выведите меня из этих каменных стен.

Уважающий вас Чапаев.

На это прошение Линдов ответил Чапаеву отказом: «Не я вас командировал, не я вас и отзывать должен».

Василий Иванович метался, не зная куда обратиться с прошением об отзыве на фронт.

По воспоминаниям генерала армии И.В. Тюленина:

В конце ноября 1918 года я прибыл в Москву. Комната, в которой мне предстояло жить, была темная, без окон. Когда я вошел, в ней горел свет. Первое, что я увидел, — в два ряда узкие кровати. В проходе между ними взад-вперед шагал, вернее, не шагал, а метался, как тигр в клетке, щеголеватый военный лет тридцати, с усиками, аккуратно, на пробор причесанный.

Увидев меня, он остановился и громко с едкой издевкой оказал:

«Ещё одна птичка пожаловала! Как пчелы на мед летят! Что, брат, фронт тебе надоел?

В ответ я только безнадежно махнул рукой. Тот, кто «поддел» меня, горячо выпалил:

— Приказали? Мне тоже приказали. Но черта с два! Уеду! Придумать такую несуразицу: боевых людей за парту.

Это был Василий Иванович Чапаев.

Мне досталась койка через одну от него. Много вечеров просидели мы вместе над учебниками и топографическими картами.

До сих пор в литературе, посвященной В.И. Чапаеву, о его пребывании в академии упоминается лишь вскользь, и все авторы при этом приводят всевозможные надуманные рассказы (чаще всего почему-то связанные с экзаменом географии которые сводят учебу Чапаева к различным анекдотическим случаям и спорам со старыми профессорами. А вообще-то дело обстояло куда сложнее.

Ряд преподавателей подходил к своим занятиям с меркой старой Николаевской академии, слушателями которой являлись офицеры, имевшие хорошее общее и среднее военное образование, не один год послужившие в армии. Теперь же был иной контингент. Слушатели новой академии в большинстве своем пришли на командные должности в армии в ходе революции. И многие из них зачастую недооценивали теорию военного дела и не понимали значения некоторых дисциплин.

Кстати, учебный процесс осложнялся еще и тем, что руководители практических занятий создавали подчас обстановку для тактических задач неумело и упрощенно. Только лишь придерживаясь опыта Первой мировой войны.

Между тем слушатели пришли в академию с полей войны совсем иной, маневренной, и по характеру — войны гражданской, революционной.