Мой нелучший друг

– Поем, – с улыбкой ответила Юлька.

Этот мужик нам сразу не понравился. Всем и сразу. Серьга в носу, туннели в ушах. Какое-то детское увлечение для мужчины с проседью в висках.

– Это ваша на сцене? – кивнул он в сторону надрывающихся динамиков.

– «…Ай-ай-ай, мама не ругай. Мама отпусти и за все прости…» – пела Варька.

– Варвара Дис.

Ему отвечала только Печенкина. Модель демонстративно прокашлялась и дернула спутника за рукав.

– Зайка, иди погуляй.

Пачерный освободил свою руку и слегка шлепнул девицу по заднице. Развернувшись, она ушла, недовольно стуча каблуками.

Мужчина посмотрел каждой из нас в глаза, поднял брови и скривил рот:

– На сцену с такими лицами?

– Это наш последний концерт, – как оправдание сказала Даша.

– И что? Да хоть завтра в гроб. Если ты артист, должен зажигать. Всегда. Без исключений. Что за группа?

Ни мне, ни Юльке, никому из девчонок не хотелось признаваться, что мы – выпускницы популярного певческого проекта. С некоторых пор это стало постыдным.

«Набрали девок из колхоза, одели, намазали и выставили народ веселить…» – так писали в желтой прессе. Газету кинул в лицо Юлькин бывший, из-за чего они и поссорились.

– Не умеете деньги отрабатывать, пошли вон.

Юлька собрала остатки гордости и покинула съемную квартирку. Сегодня после концерта она перевезет свои вещи ко мне. В прошлом месяце я нашла уютную квартиру, но одной оплачивать за съём финансово тяжело. А вдвоем потянем.

– Анекдот, – не дождавшись нашей реакции, Пачерный, находящийся в прекрасном расположении духа, продолжал: – Деревня. Ночь. В избе старик отец укладывается на печке. Почти засыпает, но сквозь дрему слышит, как внизу молодые шебуршатся. Старикан посмеивается про себя: эх молодость, молодость…

А внизу шепчутся:

– Давай стоя?

– Ну давай.

– А давай теперь сидя?

– Давай.

– Давай ты сверху?

– Давай.

– Давай – валетиком?

– Давай.

– Давай кандрибобиком?

– Давай.

Опа! Старичка подбросило. Чё за дела? Ни разу не слыхал. Дай хоть посмотрю. Нагнулся, вглядывается в темень, ничего не видать. Высовывается дальше… не видать… дальше… не видать… Гнулся, гнулся, пока с полки не полетел. Шум на весь дом. Ушаты, прихваты, кастрюли, котелки – все по полу разлетелось. Поднялся кое-как, бок почесывает, пытается обратно заползти. В это время дочка с испугом спрашивает: – Что случилось, папочка? – пародируя женский голос, запищал Иван. – Ничего не случилось, дочка, просто… просто все надо делать по-людски.

Мы расхохотались. Пошлый анекдот, но смешной. Пачерный, удовлетворенный результатом, тут же нас покинул.

– Чего ржете? – спустилась со сцены Варька.

– Ой, мне выступать, – умчалась Ленка.

– Колитесь, где была лажа? – волновалась Варька.

– Да не в тебе дело, – махнула рукой Настя, – тут мужик анекдот рассказал.

– Пачерный, – поправила Юля.

– Пачерный? Это был тот самый Иван Пачерный? – выкатила глаза Даша.

– Юль, не грузи, какой Пачерный? Он же продюсер! – Я тоже не молчала.

– А что, по-твоему, продюсеры выглядят как-то особенно?

– Ну… Не так вульгарно, – я вспомнила Крутого за роялем, Пригожина в костюме, Меладзе в интеллигентных очках.

– В самом деле, Печенкина, – не отставала Настя, – я видела его фотку в последнем номере «Все звезды». Он там рыжий с длинными патлами. А этот стриженый с хохолком на голове.

– Чтоб ты знала, Иван Пачерный меняет образы еженедельно. И имидж ему создают мастера в Европе. Мне мой Зося Горинов рассказывал.

– А его российские не устраивают? – Варька пожала плечами.

– Я бы тоже выбрала Европу, – вздохнула Юлька.

Я вдруг некстати вспомнила Сашку-футболиста. Он тоже мечтал жить в Европе. Почему не осталось людей, беззаветно преданных своей стране?

– И куда он исчез? – Варькин голос завибрировал.

Мы поняли, что она как антенна, настроилась на волну «Очарую любым способом. Будет мой!».

– Не парься, он не один, – усмехнулась Юлька.

– Не стенка, подвинется, – авторитетно пропела Варька.

Поправила выпирающие из лифа груди, откинула назад волосы, глубоко вздохнула. Приготовилась к бою.

– Туда ушел? – спросила уже каким-то грудным волнующим голосом.

И как человек так умеет перестраиваться?

– Ага, – кивнула я в ту же сторону, куда смотрели горящие глаза завоевательницы.

– Варь, через полчаса общий выход, – крикнула вслед удаляющейся женской фигуре Юлька.

Плавно покачивая бедрами, Варька ушла, намереваясь устроить свою дальнейшую жизнь уже без нашего участия.

Больше мы Варьку не видели. Надо сказать, в тот вечер к всеобщей злости за расстроенную финальную песню (Варька пела целых четыре строчки) примешивалась обычная девичья зависть. Вот ведь урвала свое счастье, курица! Мы были убеждены, что Варька в тот вечер стонала в объятиях Пачерного, а на нас плевать хотела. Но как жестоко мы ошибались, поняли через несколько дней.

Глава 8

– Я названиваю Варьке уже третий день, – жаловалась мне Юлька.