Мой неправильный ты

– Чья это работа? Странная. Не могу понять, нравится или нет… но взгляд приковывает.

– Моя, в студенчестве увлекался. «Мимолетность» – так и назвал. Подражание всем сразу, – коротко уточнил Алексей, в подробности не вдавался. Не мог же он сказать, что картина – обозначение точки в стене, прикрытие для сейфа.

Белые кожаные диваны, плоские почти. Между ними – овальный стол светлого дерева. Стулья со спинками, отливающими гранатовым цветом. Светло-серые пупырчатые стены прекрасно сочетались с встроенными кое-где витринами – стекло и металл. Статуэтки, причудливая посуда, как в Володиной лаборатории. Там беспорядок, конечно, а здесь стерильность, стиль хай-тек в полный рост. Алексей нажал спрятанную в одной из витрин кнопку – и льется откуда-то сверху голубоватый свет. Другая кнопка пробудила музыкальный поток – мягкие, полные неги мелодии, электронный блюз. Рита вспомнила свой повторяющийся сон, картинки будущего – много металла, стекла, передвижные станции, в чем-то похожие на дом Алексея. И транспорт, и жилье, и клиники – многофункциональные и автоматизированные единицы жизнеобеспечения. Затянутые в латекс особи под стать передвижным станциям, мужественность и женственность изжита за ненадобностью. Провокативно и не дозволено. Полная и безоговорочная победа унисекса.

Любовь – как обмен энергией в специальных модифицирующихся камерах, на головах влюбленных что-то вроде подпитывающих шлемов с электродами, лампочки загораются и тухнут, загораются и тухнут, так было во сне – полная стерильность, нет соприкосновений, все регламентировано. Плотские совокупления запрещены, разрешено оплодотворение яйцеклетки в клинических условиях, сперма вводится во влагалище счастливицы под шелестящие переборы восточных струнных инструментов, будущая мать не знает отца своего ребенка, ребенок никогда не узнает имена своих родителей. Да и нету имен, есть номера на дискетах, где зафиксированы передвижения особей, их адреса, мысли. Информация передается автоматически, дискеты хранятся в спецхранилище, для посещений оно закрыто. Это никому не кажется странным, разве бывает иначе? Питание подобрано так, чтобы утро казалось светлым, день полон забот, а вечер – приготовления к отдыху, восемь-девять часов сна обязательно. Веселые голограммы разыгрывают ситуации для эмоциональных переживаний, но «падение в магическое» безопасно, все под контролем. Экстрим, аффект, гнев переживаются субъектом в объективно безопасной обстановке. Чувства изъяты из обращения – идеальное общество не может подвергаться риску нерегламентированных переживаний.

Рита рассказывала Алексею версию будущего, фантазия вела ее все дальше, она начала описывать подробности питания и занятий мутировавших индивидуумов.

– И сквозь толщу правил в царстве скорбного бесчувствия…

– А точнее, полного отсутствия чувств, – в тон ему подхватила Рита, чувствуя, как по ее ноге вверх скользит его рука, другая – обнимает за талию, притягивает ее на плоский диван – он так функционален, оказывается, у меня нет нефункциональных вещей, – пробились, как иногда, знаешь, пробивается сквозь толщу асфальта зеленый побег травы… так потянулись навстречу две, нет, четыре руки, ведь у двух любовников – четыре руки, верно? Две головы и целых четыре ноги – да, четыре… Двое на белом диване переплелись так тесно, они освобождались от одежды наспех, скорей, как можно скорей слиться окончательно, уйти туда, где только стон, плач и крик – от боли, от страсти и любви, преодолевающей любые запреты.

– А ты говорила, серое безжизненное пространство будущего, никто не отваживается на прикосновение, все расписано. Отчего ты так боишься, что вечная женственность постепенно исчезнет, любимая моя? Женственность либо есть, либо нет, все просто. Она никуда не денется, а встречается редко, но это во все времена так. Феминизм нашумел, но ничему не повредил. Придал решительности и уверенности в себе затюканным жизнью дурнушкам, только и всего. А ты – совершенна! И тебе потеря женственности не грозит, даже если бы ты занялась объяснением еще более дурацких теорий.

Все это он говорил, когда они уже переводили дыхание, буря настигла и стихла, усмиренная. Любовный всплеск. Или эротический? Какая разница, Рита счастлива, она смеялась, кивая головой в такт его словам, не вслушиваясь. Соглашаясь.

С дивана он вскочил первым:

– Идем, я провожу тебя в ванную, заодно покажу дворец, хоть это громко сказано.

– Не громко. Это дворец. В нем живет король, который…

– Мечтает жениться на самой прекрасной принцессе на земле.

– Да?

– Да. – Алексей крепко схватил ее за руки, поднял, она покорно обняла его шею, губы уютно вжались куда-то, в ключичную ямку, наверное; безвольное Ритино тело повисло на его спине, так они двигались в направлении лестницы.

– А легкая какая! Любимая женщина, сделанная из воздуха. Смотри, воздушная, слева – studyroom, мой рабочий кабинет, там много интересного, позже посмотрим. Справа – бедрум. В ней ничего интересного нет, кроме одного – сегодня эта ничем не примечательная комната впервые станет нашей общей спальней.