Мой непутевый дедушка

Метро в Ташкенте оказалось почти таким же, как и в Москве, даже станции тут были похожими.

– Ишклар екиламиз. Кенска станцияси — Пушкинская, — услышал Васька из динамиков, и ему вдруг так захотелось приехать сейчас на родную «Пушку», увидеть маму и папу, Ленку, Стоматолога и даже нелюбимого им теперь Бакса.

И надо же было деду вляпаться в какую-то историю с древним кладом! Сидел бы себе спокойно дома — и внуку бы было легче жить на Земле…

Здание музея показалось Ваське издалека весьма симпатичным. А когда он вошел внутрь, то оценил его еще с одной стороны — оно еще было прохладным, что в такую жару было качеством более ценным, чем внешняя привлекательность.

Тахир оставил Ваську и Игоря бродить по залам, а сам куда-то умчался. Появился он минут через пять в сопровождении невысокой девушки, чем-то неуловимо похожей на маленькую Лейлу.

– Зухра, моя двоюродная сестренка, — представил Тахир свою спутницу. — Работает здесь вот уже пять лет.

– С тобой, я чувствую, этот год будет последним, — добродушно пробурчала Зухра и подала Ваське свою сухую узкую ладошку. — Привет, Игорь, — кивнула она Игорю. — Поскольку двоих из вашей троицы я знаю, выходит, правнук автора дневников — Никодима Афанасьевича Буслаева — это ты, — положила она руку на плечо Ваське.

– Точно, — признался Васька, — могу паспорт показать.

– Да нет, зачем же, — смутилась Зухра, — я тебе верю. Только видите ли какое дело: наш директор сейчас в отпуске, поэтому показывать вам что-то из запасников музея или нет — придется решать мне. Вообще-то никакие частные посетители в архивы музея допуск иметь не должны, — нахмурилась девушка, — но тут, как я вижу, особый случай…

– Ну такая случилась ситуация, — развел Тахир руками. — Попал человек в Ташкент в первый и, может быть, в последний раз в жизни. Что же ему — так и не увидеть дневников своего прадеда?!

– Ладно, — решительно кивнула Зухра, — пойдемте.

Девушка повела всю делегацию по залам, а потом открыла ключом неприметную дверь.

Мраморная отделка стен и паркет пола тут же сменился конторской обстановкой — линолеумом на полу и стенами, выкрашенными масляной краской.

Зухра подошла к стальной лесенке, которая уходила в подвал, и предупредила:

– Осторожно, не подскользнитесь — ступеньки крутые.

Лестница вывела ребят и ее провожатую в довольно мрачноватые казематы, где в сухом прохладном воздухе хранились раритеты музея.

Зухра уверенно шла вдоль полок. Около одной из них она остановилась и достала из полумрака пластиковый контейнер. Кивком головы показав направление движения, Зухра двинулась дальше. Она вошла в небольшую комнатку без окон, щелкнула выключателем и показала свободной рукой на стулья, сгрудившиеся вокруг стола:

– Присаживайтесь…

Открыв контейнер, Зухра осторожно извлекла оттуда кипу бумаг и из нее вытянула за корешок тетрадку в коленкоровой обложке.

– Вот он, этот дневник. И чего к нему в последнее время такой интерес — просто не представляю.

– А кто еще его хотел посмотреть? — тут же спросил Васька.

– Какой-то искусствовед, тоже из Москвы. Я сама его только мельком видела — он с директором беседовал, и тот ему дал разрешение ознакомиться с этими материалами.

– А как он выглядел, этот искусствовед? — перекинулся Васька выразительным взглядом с Игорем.

– Ой, он уже старенький был! Роста невысокого, волосы короткие, ежиком подстрижены. В руках он еще держал черный плащ и шляпу. Я тогда подумала — забавно, на дворе плюс тридцать, а он с плащом ходит.

Васька вздрогнул: Зухра описала его деда почти так же, как Мила из «Макдональдса».

Да-а, может быть, еще вчера или позавчера дед сидел в этой комнате, читал дневник своего отца… Что он там хотел найти? И удастся ли это обнаружить ему, Ваське?

Васька сел за стол, аккуратно, чуть ли не благоговейно открыл тетрадь и погрузился в чтение.