Мои ночные рефлексии

Щитовидка (Паркинсонизм? Инсульт?). Шли годы. Почти 10 (а точнее — 9) лет спустя, в 1987 году, когда я уже работала преподавателем в вузе (сельхозинституте), меня с моей первой кураторской группой послали в колхоз на сбор помидоров на два месяца (с 8 августа по 8 октября). Эти два месяца были сплошным кошмаром (нужно было поднимать студентов в 6 утра и находиться с ними в полях до 6 вечера). А вечером они не ложились до 2 ночи, бегая по кустам (но я за ними не гонялась). Меня выручали мои заплывы (См. мое эссе «Страсть к воде: мои заплывы»: это было на Цимлянском водохранилище, где Дон разливается на километры!). После ужина в семь вечера я уплывала и возвращалась уже под звездами около 11 вечера). Так уплывала я каждый день. Но теперь я думаю, что, хотя эти заплывы меня не уберегли от болезни, но спасли от гибели. Дело в том, что я вдруг стала гипотоником с давлением 90/50 и чувствовала себя очень плохо (от усталости хотелось завернуться в пыль). Эти два месяца все-таки закончились и у студентов началась учеба. Я впервые стала читать лекции по психологии (пригласили на кафедру педагогики) и поскольку все было для меня новым и готовилась к лекциям я очень основательно (прочитывала по 50 книг за две недели к каждой лекции), спала я по 4 часа в сутки и — тяжело заболела. Случилось это на первой же лекции (я стояла за кафедрой и — вдруг — меня бросило назад, но на ногах я удержалась, меня охватила непонятная дрожь, которая потом меня не будет отпускать годами). Врачи связывали это с щитовидкой. Один терапевт в медицинской карте написал, что «после его микстуры больной стало значительно лучше» (больше к нему я не пошла — на возмущение не было ни сил, ни времени). Другая врач стала выбивать мне койку-место в больнице, и я слышала, как она в другом кабинете по телефону кричала, что она больную потеряет через 3 месяца, при том, что мне она сказала, что в больнице я буду лежать не менее года! Я спросила, чем меня будут лечить, она ответила, что гормонами. Я категорически отказалась (лет 10 спустя один терапевт в Ленинграде пожал мне руку за мужество и правильное самостоятельное решение (очень редкий случай, сказал он). Мною двигало только одно — как я подведу зав. кафедрой?! Какая больница?! Мама, не вникая в глубину моей драмы, сказала, что она со мной возиться не будет. Больше семи лет я ходила «на цыпочках». По ночам, чтобы уснуть (голова тряслась на подушке) я старалась подпирать рукой подбородок, его же я подпирала на практических занятиях, когда сидела за столом, потому что меня бросало в разные стороны (вообще, мне казалось, что моя голова держится на ниточках). Когда я входила в аудиторию на лекциях, первая задача была дойти до стола, у меня кружилась голова, внутренняя дрожь не позволяла мне стоять на одном месте (мне нужно было ходить, но ходить я могла только вдоль стен, потому что в открытых пространствах между кафедрой и доской я находиться тем более не могла — беспокойство усиливалось). Это было на каждой лекции. Я стала медленнее ходить. Слава Богу — меня на лекциях и на других практических занятиях спасала моя хорошая память — я не пользовалась никакими записями (уже это избавляло меня находиться на одном месте и наклонять голову, чтобы читать текст (тексты были внутри меня — моим достоянием). Я и сейчас, многие годы спустя, могу прочитать любую тему, почти ничего не потеряв по содержанию. Мои лекции были как строго академичные с точки зрения базового содержания, так и творческие, неформальные по стилю изложения (См. об этом в моем эссе «Моя психология»). К врачам я не ходила, но как-то по пути в институт я в буквальном смысле забежала в реабилитационный центр, в коридоре встретила невролога и попросила сделать мне рентген мозга (в 1987 году об МРТ еще даже не слышали), но он, выслушав меня, сказал, что это абсолютно ни к чему, потому что у меня банальный синтез невроза с остеохондрозом)! С тех пор я оказалась один на один со своей болезнью. Молча страдала. Но однажды не выдержала, зажгла свечи в своей комнате ночью, долго сидела и размышляла о том, что, наверное, больше переносить такие страдания мне невыносимо … Поразительно, но уже на следующий день мне стало немножко легче. Облегчение длилось три месяца, а потом все вернулось. Но я уже знала, что мне может быть легче и болезнь может отступить и стала ждать облегчения. На это ушло еще три года. А потом стало на самом деле полегче, но окончательно я более-менее восстановилась только через 12 лет (более или менее — потому что иногда в моменты стрессов и перегрузок симптомы начинают возвращаться (внутренняя дрожь, головокружение, слабость, внутреннее качание головы, бросание из стороны в сторону, неуверенность, страх). Но теперь я владею акупрессурой, делаю йоговское релаксирующее дыхание, каждый вечер «плаваю» и делаю упражнения в ванне, принимаю меридиальный и точечный душ, работаю с точками тревоги, делаю массаж и много чего еще, что и не снилось нашей медицине в поликлиниках (эти бы мне знания тридцать лет назад! Но и за сегодняшние знания я благодарю судьбу!!!).