Мои ночные рефлексии

Клиническая смерть. Это случилось неожиданно в 1995 году. Подруга пригласила помочь наклеить обои в строящемся большом доме ее родителей, мы работали несколько часов, а потом нас ждал чудный обед, на котором предложили выпить домашнее красное вино. Вино ее отчима мне понравилось, а молодое вино ее брата — нет, но отказываться было неудобно и полстакана я выпила. Через минут 15 я почувствовала себя очень странно: комната наполнилась густым паром, все окружающие меня за столом стали удаляться, а я провалилась в какой-то коридор и, пока я по нему летела, меня строго спросили: «Ты понимаешь, что ты умираешь?» и я спокойно ответила: «Да, понимаю», но — в конце увидела свет, а потом очутилась в прекрасной долине, себя увидела входящей в какие-то чудные врата, а вокруг, протягивая ко мне руки, стояли молодые женщины в древнеримских тогах. Я еще раз окинула взглядом волшебный пейзаж вокруг и отметила без удовольствия: «И здесь так много солнца!» (я люблю пасмурную погоду). Потом я вздрогнула и снова оказалась в той же комнате, но уже лежала на кровати, все были напуганы, подруга кричала: «В этом доме есть хотя бы валерьянка?». Валерьянку быстро нашли, подруга ее схватила и — быстро выпила сама, не очень соображая, что делает. Потом мне дали выпить лекарство, и я стала приходить в себя. Рассказала, где была, а они — что произошло со мной — как это увидели они со стороны: я вдруг резко побледнела, голова упала, я захрипела и стала сползать со стула, подруга быстро меня подхватила и отнесла на кровать (она сказала, что я была невероятно легкая), глаза мои были открыты, жизни в них уже не было, они были стеклянные. Все это продолжалось больше 15 минут (версии разнятся). Потом я резко вздрогнула и — очнулась. От скорой я категорически отказалась (и чем бы она мне помогла?). Целый год потом я чувствовала себя слабо. Меня часто спрашивают, изменилась ли я после этого внутренне, нет не изменилась, потому что уже к тому времени у меня были серьезные знания по психологии и философии и этот необычный опыт я посчитала не как предупреждение от чего-то, а как возможное путешествие после жизни. Что касается нравственной сферы, то менять ничего было не надо, как я люблю шутить, у меня в программе моего сознания заложено давно — защищать других (иногда в ущерб себе), как и положено аутисту.

Аутизм. То, что я аутист (в мягкой форме синдрома Г.Аспергера) я разобралась относительно недавно. Но то, что меня утомляют люди (чужие, грубые, скучные), я понимала еще с пионерского лагеря (коллективные мероприятия, нахождение в комнате с 20 другими — это всегда вносило дискомфорт в мою душу). По тестам Г.Айзенка моя интроверсия очень высокая, но ни К.Юнг, ни Г.Айзенк на глубоком психологическом уровне интроверсию не исследовали (а Юнг скорее на психофизиологическом уровне). Поскольку в последнее время с возрастом мое социальное отчуждение усилилось, я всерьез заинтересовалась этой проблемой. Постепенно выстроилась интересная картинка с критериями мягкого аутизма, которые очень совпадают с моими качествами и предпочтениями: Общение с другими утомляет и истощает. Застенчивость. Навязчивый невроз. Страхи. Непереносимость шума. Непереносимость скандалов. Любовь к собственному дому. Прекрасная память, но не на лица (прозопагнозия — см. ниже — в отдельном параграфе этого эссе). Любовь к открытым пространствам и прямым линиям (в Ленинграде я, в основном, гуляла по Невскому и Литейному, правда, это были мои книжные маршруты), а степи (открытые пространства) я люблю больше лесов (закрытые пространства). Восхищение сложными интеллектуальными системами. Обожание идеального порядка. Плохая моторика (далеко не идеальный опорно-двигательный аппарат). Страх высоты. Непереносимость лжи. Любовь к прогулкам. Любовь к закатам (наверное, это есть стремление к спокойствию). Обожание ночи! Непереносимость раннего утра (хорошо помню свою тревогу по утрам, когда училась в школе, которую любила!). Я — как объект бесцеремонной эксплуатации (в личностной сфере аутиста заложена программа помощи другим) — это было на протяжении очень многих лет пока я не научилась все-таки говорить другим «нет», чтобы окончательно не разрушить себя.

Прозопагнозия. Я всегда знала, что часто не узнаю лица людей (но такое неузнавание было некритичным — только в отношении тех людей, которые появлялись в моей жизни не часто), но были и забавные случаи, как тот, когда однажды я ответила на приветствие студента в коридоре института, назвав его по имени, на что он, улыбаясь мне (спасибо ему за понимание!), сказал, что его зовут по-другому и учится он на мехфаке, а тот, с кем я его перепутала — на агрофаке!).