Мои останкинские сны и субъективные мысли

Мы сорвались — все оставшиеся дни в Косово превратились в длинную пьянку с перерывами на съёмки и короткий сон. Хотя аппарат премьер-министра нас и подвёл с интервью с Хашимом Тачи — видимо, им не понравилось наше письмо, может, они рассчитывали, получив его, отпраздновать небольшую дипломатическую победу. Не знаю — Влора Читаку, эта бойкая девушка при Хашиме Тачи и один из его будущих министров, последующие дни не отвечала на звонки на «мобильник». Но, в целом, нам повезло: со столькими людьми познакомились, столько героев нашли для репортажа за несколько дней.

Вечер нашего предпоследнего дня в Приштине мы провели в кабачке у Мисбаха. Там собрались его друзья. Мы отсняли — как они уже праздновали независимость албанского Косова. После съёмки мы, помню, просто напивались. А потом ещё что-то пели и кричали с нашими новыми знакомыми. Уже под утро, когда было выпито огромное количество виски, текилы и «линцуры», я заметил, что Фефилов что-то бурно обсуждает с одним из друзей Мисбаха. Я думал, говорят по-сербски, прислушался, но нет — говорили по-немецки. Антон тоже слышал этот разговор. Наутро Вадим долго сомневался в наших словах — ведь немецкий он не знает.

Последний день. У нас остался подарочный шахматный набор — привезли, чтобы подарить Хашиму Тачи. Очень дорогой, массивный. На НТВ был специальный фонд подарков для иностранных лидеров. Решили перед отъездом отдать шахматы Эмилю Лулкину за его бескорыстную помощь. А заодно — вместе с ним пообедать. По пути, Эмиль показал нам место недалеко от нашей гостиницы, где в октябре 99-го убили его коллегу, американского полицейского из UNMIK Валентина Крумова, болгарина по происхождению.

— Шла группа каких-то подростков. Один албанец спросил у него: «Сколько время?». А Валентин, сам того не сознавая, ответил ему по-сербски. Тут албанцы, приняв его за серба, кинулись его избивать, потом выстрелили в голову. И это — прямо в центре Приштины.

Задумчивые мы доползли до небольшого кабака. Заказали каждому так нам понравившееся в этой командировке албанское блюдо — баранину с картошкой в горшочках. Ну, и конечно «линцуру».

— Эмиль, мы тебе хотим сделать подарок, — заплетающимся языком еле построил фразу Вадим и заулыбался. — Но говорить будет Эльхан, потому что мне что-то трудно.

Мы с Антоном переглянулись и засмеялись.

— Эмиль, спасибо тебе за помощь. Ты нам очень помог! — и дальше у меня получался тост: — Мы тебе желаем хорошей службы, ну, и наконец, благополучно закончить здесь работу и вернуться к родным, в Бургас — к семье. Вот, мы знаем, что в Болгарии тоже демографический кризис. Так вот, чтобы у тебя было столько детей, сколько фигур в этих шахматах. Ну, конечно, чтобы ты их мог прокормить.

Долго пили за здоровье Эмиля — сам он, естественно, только слушал — его родных, коллег и ещё за что-то. Старались говорить тихо. Потому что хотя и был рабочий день, но в заведении было полно посетителей.

— Чё это так мало «линцуры» нам принесли, а? Радоваться надо. У нас командировка неплохо закончилась, — вдруг встрепенулся Вадим, а потом вдруг закричал на весь зал. — Эй, шефа! Шефа![133]

На какой-то миг весь зал затих. Нет, на несколько секунд. Потом сидящие вокруг албанцы сделала вид, что ничего не слышали.

— Ты что? Ты что делаешь? — съёжился Антон, сидевший спиной к залу.

Вадим, озираясь по сторонам, схватился ладонью за рот, а на его лице появилось выражение крайнего страха, которое вдруг сменилось на радостное.

— А! У Эмиля ведь есть пистолет! — нашёлся Вадим, не понимая, что сказал он это также громко, на весь зал.

Я посмотрел на оцепеневшего, ничего не понимающего Эмиля и расхохотался.

— Ты как себе это представляешь, Вадим? Мы спрячемся за спиной Эмиля, а он будет размахивать пистолетом перед толпой разъярённых албанцев? Стрелять по ним, да?

Наверное, наш бедный болгарский друг был рад, что мы уезжаем и не будем больше впутывать его в разные истории.

Из Приштины в Москву добирались через Вену. Фефилов в магазине duty-free купил бутылку виски «Jack Daniels» — по его словам, «на всех». Но Антону стало плохо от запаха алкоголя, сказал, что даже смотреть на нас не может — противно ему! — и забился в хвост полупустого самолёта спать. Я тоже уже не мог пить и весь полёт наблюдал за тянущим — большими глотками — прямо из горла Вадимом, удивляясь его физической способности впитывать алкоголь в таком количестве. На мои вопросы и комментарии по этому поводу коллега только хохотал во всё горло и на весь салон судна. Ещё больше были поражены одетые в красную униформу стюардессы Austrian Airlines — они продолжали улыбаться и нам тоже, но в широко раскрытых глазах у них было выражение ужаса. Даже один из пилотов специально пришёл посмотреть — шёл якобы мимо, но около наших кресел резко с любопытством повернулся в сторону Фефилова, сидящего у иллюминатора.