Мои останкинские сны и субъективные мысли

— Надеюсь, Владимиру Владимировичу понравится. Он, кстати, очень доволен, что я там буду! — похвасталась она. — Так мне передал Алексей Алексеевич [3]. Вот!

И громко рассмеялась. Наверное, как всегда — задирая подбородок вверх, дёргая головой — таким движением она даёт понять, что счастлива.

Подготовка к съёмке — важнейший этап в работе журналиста вообще, а для телерепортёра — это самое главное в съёмочном процессе. В отличие от коллег-газетчиков, которые продолжительное время ведут ту или иную конкретную тему — то есть специализируются на ней — перелопатив и изучив горы информации, знают буквально всё про событие, телевизионщики работают с огромным количеством информации, которой специально не занимались — с темами, о которых не имели ни малейшего представления за мгновение до того, как они понадобились для эфира. Часто съёмка — как экзамен, к которому нерадивый студент сел готовиться накануне, потому что весь семестр провёл в важных пьянках. Потому успех предстоящей съёмки зависит от того, как тележурналист подготовился за оставшееся до неё время. Как выразил однажды Филипп Киркоров почти научную педагогическую мысль: на съёмки вообще, а в частности — «на пресс-конференции к «звёздам» надо приходить подготовленными, бл. ть». Вот и приходится изучать, вникать в предмет — и не просто собирать факты, а ещё и проникнуться духом события, контекстом — чтобы потом рассказывать зрителю мнение о нём, авторитетно рассказывать. Коллеги даже шутят, что после работы телерепортёром, можно освоить любую профессию, занять любой пост — хоть городом управлять, хоть ЖЭКом: за пару дней освоишься. Повторяю, это шутка.

Так вот. Я о том, как готовился главный редактор Дирекции информационного вещания НТВ к предстоящей на следующий день 18 ноября съёмке — интервью президента страны Владимира Путина трём центральным российским телеканалам: Первому, «России» и НТВ. О том, что её больше волновало перед съёмкой.

Что касается самого интервью… Видел этот ужас по телевизору. Наиболее развитый жанр сейчас в профессии. Постановка. Срежиссированные действия: кто, когда и что спросит, в какой момент кто улыбнётся, на какой минуте ньюсмейкер для вида удивится «неожиданному», заранее обговорённому, удобному вопросу, «задумается» и ответит. И т. д. Пустой разговор. Информационное сопровождение уже решённого вопроса — прямые выборы губернаторов и выборы депутатов Госдумы по одномандатным округам отменены. Всё! Точка! Мол, скажите спасибо, что ещё согласился встретиться и найти красивые слова, объясняющие мою волю: «Потому что у нас нет развитого гражданского общества, к сожалению, — грустно вздохнул, потупив взгляд, как девственница в первую брачную ночь, президент и добавил, — до сих пор нет реально функционирующей многопартийной системы».

Как же. Напугали терактами страну. Отдали право принимать решение человеку, маниакально цепляющемуся за власть. Добился своего — заставил проглотить население своё решение, свои маниакальные планы [4]. То, что крупные теракты прекратились — это не заслуга «централизации власти», «укрепления вертикали власти». По-другому. Теракты прекратились, потому что, наконец, Путин добился от страны согласия укрепить вертикаль своей власти. Всё равно бы добился. Полстраны бы утопил в крови, но добился. Когда люди ведут себя как бараны, они уже не избиратели, не граждане, не общество: можно — шерсть подстричь, можно — под нож, на мясо, будут паиньками — будет и стойло, и сено.

Меня не этот маньяк больше волнует. Мало ли маньяков по Земле ходит. Меня бараны волнуют. Я сам в стаде. Может, за эти годы стало лучше с укреплённой вертикалью власти одного человека? Стало? Права человека — это не манна небесная. Это не снег, который априори выпадет. Чтобы научиться плавать — надо плавать, чтобы гражданское общество начало функционировать, оно должно функционировать. Родившийся ребёнок тоже не станет сразу ходить, это же не значит, чтобы ему запретили даже пытаться переставлять ноги.