Мои останкинские сны и субъективные мысли

В этой истории не хватало только оставленной этим субъектом визитной карточки с подробными сведениями – «руководитель террористического акта» и контактные номера лондонских и чеченских телефонов. Зато дискуссии после этого направились в нужное и удобное русло. Мэр Москвы Юрий Лужков, срочно вернувшийся из поездки в США, объявил 9 февраля в столице днём траура и обрушился на незаконных мигрантов, предупредив – режим регистрации в Москве будет ужесточен. Милиция на улице начала охоту на брюнетов, как и в 99-ом после взрывов жилых домов. Взятки и поборы для мигрантов сразу выросли, но ни одного террориста, недовольного ужесточением миграционного режима, не нашлось. Столичные власти реально думают, что у террористов, особенно у смертников, болит голова о том, как в Москве прописаться, получить ИНН, страховку?

Вот этим вербальным пинг-понгом власти «убили» выходные и понедельник. Лишь во вторник появились официальные данные. Заместитель прокурора Москвы Владимир Юдин объявил о 39 погибших. Понятно было, что так сразу никто не сможет назвать точные данные, но такая цифра была ну очень уж сомнительна. Этому никто не верил. Лично мне знакомый следователь из прокуратуры говорил, что минимум столько было только относительно целых тел. Из московской мэрии поползли слухи о «Секретном списке». Якобы у Юрия Лужкова и его первого зама Валерия Шанцева есть полный засекреченный перечень с фамилиями погибших, который запретила оглашать ФСБ – перечень был очень длинный.

Одновременно своим нежеланием объявлять траур по всей стране федеральный центр как бы обозначил уровень этого теракта московским, региональным, и, тем самым, переложил функцию главного ньюсмейкера на столичного мэра. Вот журналисты и охотились за Юрием Лужковым. Главный вопрос был о «Секретном списке». А ещё и о размерах компенсаций пострадавшим и сроках их выплат; о том, как градоначальник будет выдворять незаконных мигрантов из Москвы и т.д.

В среду 11 февраля днём мы были перед Лефортовским моргом (морг №4). Снимаем людей, родственников. Здесь были те, кто в списках раненых не нашёл своих фамилий. Не люблю лезть с камерой и микрофоном в душу людям, которые потеряли близких. Если это произошло по вине государства – особенно не люблю. Меня, мою профессию начинают ассоциировать с действиями государства. Да и сам я чувствую себя в такие моменты очень подло. Но что ж поделаешь? Проглатываешь реплики, взгляды…

И вдруг звонит руководство – меня срочно аккредитуют на церемонию награждения конкурса «Серебряная камера». Там должен был появиться Лужков. Предупредили, что дадут мне двух операторов, а также две (!) «тарелки» [1] - для страховки: «Лишь бы ты взял этот синхрон» [2] . Моё телевизионное начальство долго было уверено – если есть хоть один шанс из ста, то я им воспользуюсь и пробьюсь к ньюсмейкеру, даже называли меня «тяжелой артиллерией». Не знаю, почему. К тому же не так-то это легко – иметь такой имидж, от тебя всегда ждут стопроцентный результат.

Но это задание мне было по душе. Раньше это была нормальная практика на многих телеканалах – если политик не идёт на контакт, отправляли на мероприятие, где он должен был появиться, съёмочную группу. Там это лицо вылавливали, под предлогом поговорить о происходящем, а потом начинали «пытать» по основным интересуемым темам. Перед включённой камерой политик был вынужден отвечать на эти вопросы. Комично, но что ж поделаешь: когда наши общественно-политическим деятели хотят попиариться или показать свою радость по поводу победы российской сочинской заявки на Олимпиаду-2014 года – «лезут в камеру» [3] , но когда надо держать ответ за свои полномочия и должности – играют в кошки-мышки. Сейчас так телевизионщики «охотятся» лишь за представителями шоу-бизнеса. Современное телевидение полностью контролируется властью – если тот или иной политик что-то случайно скажет или сделает, не вписывающееся в идеологию «управляемой имитационной демократии», это всё равно не покажут.