Мои останкинские сны и субъективные мысли

- «Ведомости»… «Теперь иллюзий не осталось». Тэээк... Остальные газеты – что у них? «Независимый журналист», «увольнение профессионала высокого класса», «пощечина российской журналистике», «свобода слова». Дааа. Одним словом погас светоч свободы слова.

- Даа, погас, погас. При коллективном молчании, - продолжал веселиться коллега.

- Почему же. Венедиктов [6] вчера «Интерфаксу» сообщил, что наверняка часть журналистов покинет НТВ в знак протеста. Мол, борьба за свободу слова… Правда, я что-то тут такого не заметил.

- Ооо, да! – расхохотался Олег. - Они встанут и уйдут! Как же!

- Слушай, говорят приказ об увольнении Осокина и всей его бригады уже подписан… - я оторвался от чтения и поддался коллективной панике.

– Ага. «Скажите, а поггомы [7] будут?» – передразнил кого-то Олег. – Сейчас чего хочешь можно ожидать. Смотри – все бунтуют только шёпотом. Одна Савина [8] ничего не испугалась…

Коллега напомнил старый анекдот про двух евреев, которых ведут на расстрел – один из них предлагает напасть на конвой, захватить оружие и бежать, но другой одёргивает собрата: «Да ты что? Не надо. Ещё хуже будет».

Вдруг Сошин встал – даже вскочил – взял свой рюкзак и направился к выходу. Но почти у дверей развернулся и подошёл к нам.

- Хорошо Парфёнову…

- То есть? В каком смысле? - не поняли мы с Олегом одновременно.

- А мне семью кормить надо, - продолжил Дима свой диалог с самим собой. - Это Парфёнов может быть независимым и свободным. И – как там было? – «критерием состояния свободы слова в России», - на память процитировал он отрывок из газет. - А обо мне он подумал?! Подумал о нас?!

И, закинув рюкзак за спину, зашагал прочь.

Дима Сошин – очень хороший парень и один из самых профессиональных тележурналистов. Он обладает редким качеством в работе с текстом – из обычного репортажа может незаметно сделать очерк. У него образность без пафоса, без «той самой духовности», но с душой. И это интересно читать и смотреть.

О том, что он один из поклонников Парфёнова-журналиста, Дима мог даже не говорить. Это было видно по тому, как он того слушал…

В коридоре на восьмом этаже у эфирной студии столкнулся с Сергеем Евдокимовым, одним из экс-продюсеров программы «Намедни». Не помню, почему у нас началась беседа, потому что обычно мы с ним этого не делали.

Евдокимов считался не только «человеком Лёни» – что естественно, потому что другие у того в команде не задерживались – но и одним из «мыслителей творческого процесса программы «Намедни» и парфёновского стиля». Вроде серого кардинала, что ли.

Как всегда, у этого «гиганта мысли» был вид человека,утомлённого капризными думами: о судьбе Родины, о роли современного телевидения в судьбе Родины, и о собственной роли – месте-должности – и в том, и в другом явлении, но, конечно же, не в ущерб замыслам о качественном питании в обеденное время. Не хочу его обижать, но почему-то у меня была следующая ассоциация по его душу – гайдаевский Шурик, нашедший очень доходное и сытное место в «Стабильные 2000-ые». Устраивающее его сытное место.

- Не вышло у тебя поработать на Лёню..., - сказал Евдокимов и поправил очки.

Именно в такой формулировке. И ещё – я не смог определить, намеренно сказал он это со злорадством, или у него так получилось.

Помимо своей основной работы для «новостей», я сотрудничал и с программой «Намедни» в качестве полевого продюсера. А в начале мая Парфёнов предложил поработать в рубрике «Журналист меняет профессию» в качестве одного из авторов. Не получилось.

- Я на себя работаю, - высказал я ошибочную мысль.

- Мы тоже так думали о своей программе, - Евдокимов изобразил раненного, но не сломленного солдата. – Вот видишь – как они всё провернули…

И коллега стал возмущаться «главным телевизионным событием года». Я немного послушал.

- И что дальше? Что вы собираетесь делать?

- Надо думать, куда бы пристроиться, - озабоченно сказал Евдокимов и стал почему-то нервно озираться по сторонам.

- Пристроиться?

- Ну, да. Куда податься на канале.

- Я не об этом. Вы, вообще, что-то готовите? - подмигнул я бойцу. - Протесты будут? «Погромы будут?»

Боец фыркнул, обнаружив перед собой сумасшедшего, иронично и высокомерно улыбнулся и, скривив рот, затряс головой нервной дрожью. Как это делает Татьяна Толстая.

- Ничего не будет!

- Почему? – не отставал сумасшедший.

- Один раз уже протестовали. И что?!

Он имел в виду историю с развалом НТВ – протестными акциями части редакционного коллектива в апреле 2001-м года из-за силовой смены собственника и руководства телеканала.

- И что?! – не понял я.

- У меня же кредиты, - в рассеянности Сергей обнаружил одну из своих главных мыслей.

«Тоже мне добровольная жертва эпохи потребления. Хотя… Откровенно. Мог же сказать, мол, семью кормить нечем, понимаешь?»

- И вообще, - вдруг пришёл в себя «мыслитель». - Это политика. А журналист не должен в неё вмешиваться.

«Так всё же – политика или кредиты?»