Мой остров

Я получила распределение в Тольятти, где, по выбору, могла работать психиатром или наркологом-психиатром, и мне полагались отпуск и подъемные, а муж с двумя близкими друзьями приехал на практику на тольяттинский ВАЗ. Волжский автомобильный завод в свое время давал моему мужу направление в институт и, понятно, ждал его возвращения. (Много позднее я узнала, что на ВАЗе давали мужу распределение - на выбор - в Москву и Питер, и долго не могли понять, зачем ему гнилая Самара). Каким образом на тольяттинскую практику попали друзья - я уже не помню, и, собственно, их было не двое, а больше, но двое были близкими. С этими двумя близкими друзьями мы поселились у свекрови, в частном доме, где когда-то была свадьба. Один из друзей был нашим свадебным свидетелем, а у другого мы первое время жили в комнате общежития в Самаре. Говоря вообще, ребятам дали нормальную комнату в ВАЗовском общежитии, а свекровь имела в частном доме всего лишь одну треть дома. Эта треть состояла из двух комнат, маленькой (где помещались мы с мужем) и большой (где, кроме гостей, обитали еще свекровь со своим знакомым и младший брат мужа, ушедший в то время к матери и от жены, и от любовницы - от всех проблем разом). Таким образом, жили мы вчетвером у свекрови, хотя и не совсем вчетвером, учитывая брата, маму и знакомого мамы.

Я полагаю, что последним троим мы, четверо, порядком осточертели, а вот почему ребята жили у нас, имея нормальную цивилизованную комнату в общежитии - уже не могу объяснить. Наверное, по-другому было бы еще печальнее. По выходным мы четверо, чтобы разрядить обстановку, уезжали куда-нибудь с ночевкой. Обычно это была та же дача в Переволоках, где ребята спали на крыше, а мы - в домике. Иногда мы брали с собой палатку, которую можно было в дождь разбить на берегу или даже прямо на огороде. Однажды мы уехали с ночевкой на рыбалку на Телячий остров (немаловажную роль тут сыграли мои рассказы о наших рыбалках с папой), хотя одним из четверых (тем, в чьей комнате мы жили в Самаре, он вообще был скептик) ставился под сомнение сам факт существования рыбы в теперешней Волге. А я так остро помнила еще наши рыбалки с папой, замечательное чувство уюта и защищенности среди песка, воды и оплетенных ежевикой серых камней, и так хотелось уюта теперь, что я даже взяла с собой на рыбалку синий клетчатый халат с капюшоном. Я, помнится, сшила этот халат, мечтая о доме, настоящем доме - и не хотелось его, до поры, одевать в летящей и кружащейся, как мусор в ветре, суете. Но все вышло не так, как бывало в детстве. Остров оказался не таким диким, как был когда-то, клевали одни ерши, а место, которое нам приглянулось - с замечательно сложенным из камней мангалом - было, как выяснилось потом, когда мы уже сочли его навеки заброшенным, разбили возле него палатку и развели костер, - излюбленным местом тольяттинских бандитов. Они приехали к нашему костерку, на нескольких машинах, уже под вечер, и поначалу, пока были трезвые, отнеслись к нам вполне доброжелательно - ну заняли их место, отчего же, бывает, отдыхайте на здоровье. Они расположились неподалеку от нас. Ночь мы провели бурную. Бандиты выпили и устроили разборки. Может быть, за этим и ехали, а, скорее, все произошло спонтанно - но получилось круто. Об отдыхе не могло быть и речи. Вскоре после того, как началась разборка, какие-то темные личности из их компании залегли в кустах возле нашего костра, и, не особенно скрываясь, наблюдали за нами нехорошими глазами. На нас вообще нехорошо смотрели, без начальной доброжелательности. Я предложила сдернуть с этого места, но ребята выдвинули другой план - прикинуться идиотами и провести эту ночь у костра; якобы в сидящего и непонимающего меньше соблазна пустить пулю, чем в удирающего. Меня послали в палатку, спать, муж через некоторое время пришел ко мне, а ребята так и просидели у костра, пока не начало светать. На рассвете мы тихонько свернули палатку и дали деру - пока наши соседи спали пьяным сном.