Мой отчим - советский пенсионер

— причинами большого числа жертв среди работников атомных производств, проживающего вблизи населения были авральные методы работы, наличие режима секретности, заниженные показатели ценности жизни, оборудование ценилось выше здоровья и жизни персонала, о влиянии ядерных объектов на природную среду и население деревень вопрос не ставился вовсе, многие работы производились вручную, с превышением норм облучения. Уже не раз там случались страшные аварии, о которых даже в Челябинске мало кто знает: шепчутся люди тихо, но толком ничего не известно… Люди в том Озёрске все похожи на худых, нахохлившихся серых муравьев в осеннюю непогоду… И на природу так же удручающе атом действует… 29 сентября в хранилище радиоактивных отходов взорвалась ёмкость, содержащая 20 миллионов Кюри радиоактивности. Не понимаете? Это Хиросима и Нагасаки, но куда мощнее! За 10 часов облако от взрыва прошло над Челябинской, Свердловской и Тюменской областями, — это облако было в 23 тысячи квадратных километров… И вся природа, которая соприкоснулась с тем облаком, — убитая природа: живая, но изменённая, мутировавшая. Иван — рентгенолог, специалист по измерению доз радиоактивности, он был инженер, но ТАМ его скорее как врача использовали… След радиации коснулся предположительно 250–270 тысяч человек. Что будет с ними, — неизвестно. Я видел, как моя жена умирала: у нее кровь изменилась, теперь знаю, что то была лейкемия искусственная. Она же почти в хранилище отходов искупалась…

Мама смотрела на отчима молча. Не верила, но я-то, наслушавшись россказней бабули Матвеевны, знала, что жена отчима и впрямь умирала страшно. Я ему поверила. Но зачем он всё это нам рассказывает? Неужели хочет просто поделиться?

— Радиоактивные вещества выпали дождём ближайшие часы на территории в 350 км, и никто народ не предупредил, а они, те вещества, Иван сказал, остаточно будут распадаться и вредить десятки, если не сотни лет… И природа, и люди будут болеть, умирать, и никто не сказал народу правду, никто не эвакуировал даже детей! Страшно!.. От той радиации кожа вспучивается волдырями, кровь меняется, волосы выпадают, печень распадается, сердце барахлит, — это если доза невелика… Вот как у меня… Я же не знал, что сам Иван — источник радиации… Как авария случилась, он там всё и всех дозиметром мерил. Говорил, ему начальство велело людям, которых посылали аварию ликвидировать, реальные цифры радиации не называть. И сам он ТАМ был, — всё измерял. Но он знал опасность… В итоге он стал носителем плутониевой радиации в собственном теле…

В день аварии почти 200 человек погибли, участвовавшие в той "ликвидации". Как тараканы или муравьи, как песчинки ровно… Думаю, теперь уже их, тех жертв, куда как больше… Друг мой страшно умирал: казалось, что кожа его вся обгорела, местами облезла, волосы все выпали, а были рыжими да кудрявыми… Глаза почти ослепли, смотреть страшно было на эти бесконечные слёзы… Мне бы подальше от него держаться: он мне говорил, что опасно к нему прикасаться, но я не верил… А как схоронил да в Москву прилетел машину забирать, так в Москве меня и скрутило… Температура была высоченная, глаза все заслезились, как видите… Да еще вот эта сыпь… Так что, Грушенька, у меня небольшая степень лучевой болезни, которую я воспринял от друга любимого, — в теле его был плутоний, оказывается… Смотрите, девочки, и запоминайте, до чего наука и стремление к военной обороне доводит человека и природу несчастную, — до смерти!

Похоже, мама начала дядь Семёну немного верить: выглядел он и правда ужасно, да еще эта седина и лицо красное, с сыпью… Но что же нам-то делать?…

— Иван сказал: йод нужен… Да вот водка и молоко… А так — никаких средств лечения пока нет… — Мама встала и бегом принесла с кухни бутылку водки. Дядя Семён засмеялся, отрицательно головой покачал, мол, не хочу больше. Вытащил вновь кусок рафинада, накапал на него йод из пузырька, в рот положил.

— Не бойся, Грушенька: то, что со мной, сейчас со многими. Жители более чем 200 деревень в день трагедии видели желтое облако на небе и странный туман… Рано или поздно все они заболеют. А я, может, и выживу, сильный я! Только вот не люблю эту водку проклятую хлестать… Так что ты сама решай: вызывать ко мне фельдшерицу или нет: болезнь-то — новая, неизвестная нашим медикам… Да и секретности много в отношении радиации: вряд ли что твоя "медичка" знает…

Мама в ужасе смотрела на отчима. Полюбила она его, несмотря на все его странности. И вот теперь может потерять… Так быстро… И так странно… И зачем только он в тот Кыштым или Озёрск поехал… К другу…