Если уже становишься обманщиком государства, так делай это с умом: в каждой области или крае, — оформляй одну фиктивную пенсию и будь добр добросовестно ездить за её получением, или выдавай доверенности на получение тем людям, которым всемерно доверяешь, — вроде тех его друзей-тихоречан…
Семёну необходимо ликвидировать все пенсионные дела в Ростовской области, и получать здесь лишь одну-единственную пенсию в Сальске. Так ему будет проще как можно дольше оставаться нераскрытым. Вообще удивляет меня его поведение бесшабашное: словно он играет с государством, как мышь с кошкой… Неужели совершенно не думает об осмотрительности?
— Бабушка, меня в дрожь бросает от твоих мыслей! — воскликнула я, не подумав. — Как можешь ты, бывшая учительница, так спокойно рассуждать о неосмотрительном нарушении законности? Словно смотришь на три хода вперёд! Просто не узнаю тебя! Откуда ты всё это знаешь? Про совещание райсобесов, про возможность проверок, про то, "как безопаснее…"?
— Зоенька, плохо ты знаешь свою бабку… Но не беспокойся: я десять пенсий не получаю… Но молодость моя досоветская протекала бурно, о большей части своей жизни никогда я никому не рассказывала. Всё подумываю написать воспоминания, и дать тебе почитать, да всё некогда: то мужья мешают, то хозяйство, то капустку и семечки с пирожками бегу на вокзал продавать, то вот расследование добавилось… Но обещаю тебе: рано или поздно обязательно открою тебе историю моей жизни… Она куда как интереснее жалких попыток милого Сёмушки заработать малые советские грошики… Но пока мы должны приложить все усилия, чтобы предохранить Сёмушку от всех опасностей, только ради счастья Грушеньки…
Вот под последней фразой бабушки готова я была подписаться: жалко маму, в кои-то веки счастье встретила, но оно — такое зыбкое…
Ушла бабушка, а под вечер пришел Тарас. Сказала, что неважно себя чувствую, на танцы сегодня не пойду, но, если он хочет меня домой проводить, пусть подождёт. Тарас подождал… Почти час. Потом мы пошли по аллее, мимо клуба и магазинов, присели ненадолго на скамейку, съесть шоколад "Гвардейский", который у Тараса в кармане оказался. Вкусно… Поцеловал он меня в щечку, я не противилась. И не в щечку. Приятно оказалось, даже в ушах зазвенело. Вот я какая… Потом стыдно стало: что же это мы на лавочке целуемся, как дикие люди? И пошел он меня провожать до калитки. У дома снова поцеловал. Да так, что я ответить сумела… Потом весь вечер голова кружилась так, что и думать я забыла про последний разговор с бабушкой. Неужели я влюбилась в простого парня, водителя автобуса? И даже не стремлюсь с ним "разговоры разговаривать", рядом с ним и в тишине, без слов — хорошо, радостно. И петь хочется…
Глава 19
Попрощались с Тараской. Он домой пошел, а я еще у калитки постояла, вслед ему смотрела, да так хорошо и радостно было на душе. Потом слышу, кричат мне:
— Зоя, здравствуйте! С работы пришли? Что же вы и вся ваша семья ко мне николи не заходите? Рада я буду вам завсегда! Вы — мои спасители-избавители, выручили вы меня в ту ночь, иначе я бы замерзла, наверное, босиком-то поздней осенью… Приходите ко мне, пожалуйста, одна я совсем в вашем городе: ни подруг нет, — муж не давал ни с кем дружить, ни родни. Как сирота рязанская…
Смотрю: это Катька из своей калитки высунулась и кричит, горло не жалеет. Жаль девку: молодая еще, а такая уже несчастная и одинокая, надо к ней зайти на днях.
Тем более, что она меня всего лет на пять-шесть старше, найдутся темы общие…
Ужин снова готов: картошечка жареная с грибами и лучком. Сидит отчим на диванчике, довольный такой, Маруську за ушком принеживает и журнальчик почитывает."Вокруг света" под девятым номером сего года. Улыбается мне так-то умиротворённо, и насвистывает! Тут я ему совершенно по-стариковски замечание сделала, не сдержалась:
— Ну-ка, Семён Васильевич, немедля прекращайте в доме свистеть!
— А то что будет, Зоенька? Языка, что ли, лишусь? — отчим иронично так вопрошает.
У меня даже дар речи отнялся: не знать такие вещи только ребёнок не может! Все русские люди знают: в доме свистеть нельзя! Сколько меня бабушка учила: не свисти, Зойка, не свисти… Домового прогонишь, а с ним вместе — счастье, деньги и благополучие уйдут. Только одни глупцы да воинствующие атеисты над приметой смеются… И то — до поры, до времени…
— Денег не будет, дядя Семён… — отвечаю, колеблясь: как бы он меня на смех не поднял, — это же надо, — комсомолка, а такие советы даю старорежимные… — А вслед за копейкой и ваша удача уйдет, счастье сгинет… Горя и пустоты много придёт.
Отчим посерьёзнел, нахмурился даже:
— Правда, что ли? Вот веришь, Зоенька: шесть десятков на земле живу, а про такую примету слыхом не слыхивал, что свистеть нельзя. Всю жизнь в доме насвистываю… Но, может, ты и права: счастье не раз убегало в одночасье прочь, словно лешим унесённое. Пожалуй, не стану в доме свистеть более. А в гараже-то можно, как думаешь? Или это правило и на гараж, и весь двор распространяется?