Мой отец Абдул-Хамид, или Исповедь дочери последнего султана Османской империи

Когда в Стамбул прибыла действующая армия с целью подавить восстание, дворец уже был в осаде. Каждый из нас удалился в свою комнату, ворота были заперты на засов. Евнухи и камергеры были удалены из дворца вместе с дворцовыми слугами. Во дворце не осталось никого, кто бы принес нам еду или мог совершить покупки за пределами дворца. Мы обходились теми запасами, которые были в шкафах дворца. Ничто не могло попасть к нам во дворец снаружи. Даже хлеб! Электричество и воду отключили. Из города доносились звуки выстрелов. Настоящая жизнь в осаде. В дворцовый сад, словно капли дождя, летели пули. Мы ходили мимо окон комнат, пригнувшись. Внезапно появился один евнух: «Нас всех собирают, заталкивают в повозки и увозят, никто не знает куда. Я сумел сбежать и пришел сообщить вам. Нужно двигаться осторожно. Дворец окружили военные. Эти люди собираются войти и во дворец. Аллах ведает, какая опасность грозит нашему господину. Если прикажете, пусть это будет последнее ваше распоряжение, я готов пожертвовать за вас жизнью!» — закончил евнух. Мы не знали, что делать, я словно обезумела. Бегом спустилась по лестнице, стала осматривать окрестности через чердачное окно. За стенами виднелись вооруженные отряды. Я осторожно следила, словно через бойницу в крепости, как они меняли позиции. Эти напряженные и полные смертельной опасности дни продлились ровно неделю. Мы испытывали голод. Вместе со служанками мы собирали все, что попадалось по углам и во всех закутках, делились между собой крошками, которых хватало только на то, чтобы утолить жестокие муки голода.

И все-таки я старалась не думать о голоде и почти не чувствовала его. Словно зачарованная, слушала я рассказы о прошлом свержении с престола, которые поведали нам прислужницы из времен дяди, султана Азиза[28]. Мне пришло в голову, что в нашем случае история может повториться. Но у меня были собственные планы. Если отец подвергнется той же судьбе, то я пожертвую собой ради него. Пока в моем теле есть душа, я буду сражаться, защищая его. Конечно, меня не оставят в живых, но пока я жива, ни один враг не коснется отца. Я была полна решимости уйти из этого мира раньше отца и была готова к этому.

Главный камергер отца Тахсин-паша был смещен с поста, на его место был назначен Джеват-бей, секретарь, член младотурецкой[29] партии «Единение и прогресс»[30]. Я случайно пришла к отцу в тот день. Джеват-бей, впервые вошедший в покои, заговорил так, будто умолял: «Ах, мой господин, я лично предан вам. Тахсин-паша долгое время не пускал меня к вам в покои. Я в большом затруднении». Отец удалился к себе. Он был огорчен, но старался скрыть отчаяние, которое испытывал из-за назначения своим секретарем человека, который всеми во дворце считался лицемером и подхалимом. Достав из ящика пачку банкнот, он отнес ее Джеват-бею, ожидавшему его в селямлыке. Увидев такую неожиданную милость, Джеват-бей бросился на пол целовать отцу ноги. Отец же, увидев эту бурю фальшивых чувств, не преминул пристыдить того и сказал: «Умоляю, встаньте! Падать ниц нужно перед Аллахом! Я прошу не заставлять предупреждать вас дважды и больше не устраивать подобных сцен!»