Читаем Мой отец генерал Деникин полностью

В камере № 1 тюрьмы города Бердичева Деникин, сжав кулаки, вновь переживал в памяти свой последний бой на Западном фронте, куда назначил его Керенский. В течение двух дней артиллерия подготавливала путь для пехоты. Генерал отдал приказ к наступлению 22 июня. Треть армии отказалась подчиниться. Остальные полки пошли в бой. Укрепленная линия противника была прорвана, сопротивление оказалось слабым, и 23 июня вроде можно было уже говорить о победе. Опустились сумерки, и русские солдаты решили отступить: они хотели провести ночь в своих собственных траншеях, в покое… Через два дня поражение было полным. Дезертиры заполнили дороги, грабили все на своем пути, насиловали женщин, избивали офицеров… Фронт являл собой пример беспорядочного бегства. Наступление приказало долго жить. Керенский 16 июля принял руководство правительством, не отказавшись, однако, и от портфеля военного министра. Масштабы поражения, казалось, вызвали у него беспокойство. Мятеж, спровоцированный большевиками, — его потряс. Освободясь от своих временных союзников, он отправил в тюрьму Троцкого, Каменева, Луначарского. Если остались на свободе два других лидера — Ленин и Зиновьев, то, по-видимому, потому, что он не мог вынести их появления на общественной сцене. Когда Деникин узнал, что в Могилеве собирается совещание, на котором будут новый премьер-министр, министр иностранных дел, Верховный главнокомандующий Брусилов и все главнокомандующие, его горе и скорбь сменились надеждой.

Вытянувшись на походной тюремной постели, заключенный вновь видел перед собой конференцзал Ставки. Брусилов первым взял слово, затем выступил Деникин. Его речь оказалась длинной, генералу было что сказать. Он был прекрасным оратором, его слушали со вниманием. Начал с описания деталей различных этапов неудавшегося наступления на Западном фронте. Перечислив факты, он перешел к примерам.

«Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала армии послужили большевики, я протестую. Это неверно. Армию развалили другие, а большевики — лишь поганые черви, которые завелись в гнойниках армейского организма.

Развалило армию военное законодательство последних четырех месяцев. В результате целого ряда законодательных мер упразднена власть и дисциплина, оплеван офицерский состав. Высшие военачальники, не исключая главнокомандующих, выгоняются, как домашняя прислуга.

Я позволю себе одну параллель. К нам на фронт в 703-й Сурамский полк приехал Соколов с другими петроградскими делегатами. Приехал с благородной целью бороться с тьмой, невежеством и моральным разложением. Его нещадно избили. Военный министр в грозных речах осудил позорное поведение сурамцев, послал сочувственную телеграмму Соколову.

Другая картина… Я помню хорошо январь 1915 года, под Лутовиско.

В жестокий мороз, по пояс в снегу, однорукий бесстрашный герой полковник Носков вел свой полк в атаку. Тогда смерть пощадила его. И вот теперь пришли две роты, вызвали генерала Носкова, убили его и ушли.

Я спрашиваю господина военного министра: обрушился ли он всей силой своего пламенного красноречия на негодных убийц, послал ли он сочувственную телеграмму несчастной семье?»

Атмосфера в зале наэлектризовалась, голос вдохновленного оратора задрожал, и все увидели, как Керенский, подобно провинившемуся школьнику, опустил голову на сложенные на столе руки. Позднее полковник Тихобразов, стенографировавший выступления, скажет Деникину:

— Ничего удивительного, что нервы у Керенского сдали! Министр иностранных дел плакал, слушая вас, и у меня рука задрожала, я с трудом выводил знаки…

Деникин на этом не кончил. «Невзирая на развал армии, необходима дальнейшая борьба, как бы тяжела она ни была. Пусть союзники не рассчитывают на скорую помощь нашу наступлением. Но и обороняясь и отступая, мы отвлекаем на себя огромные вражеские силы, которые, будучи свободны и повернуты на Запад, раздавили бы сначала союзников, потом добили бы нас.

Есть другой путь — предательство. Он дал бы временное облегчение… Но проклятие предательства не даст счастья. В конце этого пути политическое, моральное и экономическое рабство».

И выступающий сделал заключение:

«Судьба страны зависит от ее армии. Ведите русскую жизнь к свету и правде — под знаменем свободы! Но дайте и нам реальную возможность за эту свободу вести в бой войска под старыми нашими боевыми знаменами, с которых — не бойтесь — стерто имя самодержца, стерто прочно и в сердцах наших… Но вы, вы втоптали наши знамена в грязь. Теперь пришло время: поднимите их и преклонитесь перед ними… Если у вас есть совесть!»

Глава правительства поблагодарил выступающего за его «суровую искренность», но Деникин знал, что Керенский шепнул одному из друзей: «Деникин сформулировал программу, изложил партитуру будущей военной реакции».

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже