Мой отец генерал Деникин

Генералу Алексееву исполнилось шестьдесят лет. Но ему можно было дать гораздо больше — настолько изнуренность организма и хрупкость здоровья бросались всем в глаза. Волосы и усы его совершенно поседели. Генерал страдал болями в пояснице, в последние месяцы болезнь усилилась, мешала ему садиться верхом на лошадь и вынуждала долгое время оставаться в горизонтальном положении. Лишь взгляд и речь сохраняли свою былую яркость и убедительность.

Корнилов стал еще больше походить на монгола — длинная шинель с высоким каракулевым воротником, папаха, натянутая до самых глаз. Никогда он не предполагал, что в зените славы, в сорок восемь лет станет главнокомандующим армией, едва насчитывающей… 3500 человек! Корнилов попрощался со своей женой, дочерью и сыном, которых оставлял без денег под защитой едва знакомых ему людей.

— Что-то мне говорит, — сказал он пророчески едва слышным голосом, — что это до свидания на самом деле прощай!

Деникин тоже был озабочен: он расстался на некоторое время со своей женой. Она поселилась под своей девичьей фамилией у некоей госпожи Яблоковой на улице Дмитриевской. Они сохранили в секрете свое бракосочетание, и Ася не боялась большевистских репрессий, но… у ее квартирной хозяйки жил племянник. Деникин его мельком видел, это был красивый молодой человек… Стараясь изгнать из своего сердца рождающуюся ревность, генерал с воодушевлением повторял, разделяя мнение Алексеева:

— Если в этот трагический час нашей истории не найдется хотя бы нескольких человек, готовых противостоять большевистскому безумию и преступлениям, готовых пролить кровь за погибающую Россию, то наш народ не народ, а… дерьмо!

Адъютант Корнилова пришел сообщить, что все части в сборе. Настал час отправления. Главнокомандующий, отбросив мрачные мысли, вновь обрел свою обычную энергию:

— Идемте!

Он вышел из дома Парамонова в сопровождении Деникина. Антон Иванович (чей багаж затерялся между Новочеркасском и Ростовым) был одет в старое демисезонное пальто и гражданский костюм, обут не в сапоги, а в плохие городские ботинки на тонкой подошве, но тем не менее сохранил военную выправку. Алексееву помогли сесть в кабриолет; здесь же находился кожаный сундучок, содержащий все, чем располагала Добровольческая армия, — 6 миллионов рублей. Другие командиры и весь штаб отправились пешком, как и большинство добровольцев.

В Ростове шел снег. Ночь выдалась непроглядно-темной, дул ледяной ветер. Иногда раздавались выстрелы: большевики были недалеко. На юге небо было освещено пламенем пожара: горели склады. Маленькая колонна, пробираясь по сугробам между домами с закрытыми ставнями — слепыми и враждебными, — направлялась к казармам Ростовского полка, где было назначено место сбора. Отсюда добровольцы двинутся по новочеркасской дороге, чтобы, отклонившись на восток, оторваться от красных.

Так начался этот первый антибольшевистский поход, о котором позднее — в 1932 году — один английский писатель, бывший военный корреспондент Джон Эрнест Хогсон, скажет: «Будущие поколения, вне всякого сомнения, оценят начало Добровольческой армии как один из наиболее высоких военных подвигов…»

24 февраля, достигнув гостеприимной станицы Ольгинской, Корнилов поспешил переформировать свои разрозненные роты, взводы и эскадроны, многие из которых насчитывали не более шести — восьми человек, и превратить их в нечто подобное регулярной армии. Пехотинцы разделялись на три полка и батальон. Полком офицеров, в котором не было ни одного солдата, командовал Марков. 800 офицеров этого полка называли себя «марковцами». Ударный полк Корнилова, созданный во время мировой войны — 1100 «корниловцев», — присоединился к добровольцам в Новочеркасске со всем оружием, военным снаряжением и багажом. Им командовал подполковник Неженцев, близкий друг Корнилова. Казачий полк численностью до 500 донцов выступил под знаменами Добровольческой армии вместе со своим генералом Богаевским. В полк, которым командовал генерал Боровский, входили 300 юнкеров, студентов и гимназистов, выразивших желание принять участие в походе. Группа артиллеристов (200 человек, 4 батареи по две пушки каждая), инженерный батальон (200 человек) и три эскадрона кавалерии (400 человек) придавали этой «банде шарлатанов», как их называли красные, внушительный боевой вид.

Оставался обоз. Около тысячи гражданских лиц — родственники военных и хорошо известные антибольшевистские лидеры — вслед за армией на телегах покинули Ростов. Способных самостоятельно передвигаться раненых из госпиталей Ростова и Новочеркасска переправили в Ольгинскую. Всех вместе их насчитывалось около двухсот. Генерал Эльснер, давно перешагнувший отставной возраст, присоединился к добровольцам и был назначен ответственным за гражданских лиц, раненых и сопровождающий их госпиталь.