Мой отец Лаврентий Берия. Сын за отца отвечает…

За весь период нашего пребывания на Кавказском фронте, никто не был репрессирован. Вспоминается один случай, когда без приказа сверху командир расстрелял перед своей частью молодого офицера, испугавшегося наступления немецких танков и сдавшего позицию. О Петрове и других: в моем присутствии неоднократно собирались командиры частей, ведущих бои на перевалах и на подступах к ним, в том числе очень известные в дальнейшем полководцы Гречко, Леселидзе и др., и отец спокойно разбирал с ними вопросы, как военного, так и организационного характера.

— Говорят, что Берия, находясь на Кавказском фронте, ввел для радиопереговоров мингрельский язык. Это правда?

— Такие случаи носили эпизодический характер — не могли же радистами быть только мингрелы!

— Каковы заслуги Лаврентия Берия, на ваш взгляд, и том, что в те трудные дни Кавказ выстоял и враг был изгнан оттуда?

— Отец приехал на фронт в критический момент, когда командование пребывало в полнейшей растерянности. Немцы довольно глубоко проникли в тыл, захватили Клухорский, Марухский, Мамисонский перевалы. Мне было тогда восемнадцать лет, и я занимал незаметную должность, но видел и слышал многое, что происходило вокруг. Позже мне рассказывали о тех же событиях Подин и Штеменко. Поэтому кое-какие выводы, пусть не всеобъемлющие, я способен, наверное, сделать.

Первое: вместе с товарищами из Генштаба, при огромной поддержке местного населения отцу удалось нормализировать обстановку.

Второе: отец смог получить от Сталина необходимые резервы. Так, на Кавказский фронт были переброшены войска из Ирана, введенные туда в ответ на действия англичан, а также пограничные части из Дальнего Востока. Их участие в боях решительным образом повлияло на ход операций, завершившихся нашей победой.

Третье: по предложению отца, были сформированы небольшие группы, вооруженные бесшумными снайперскими винтовками. В то время только появлялись специальные звукогасители, к которым позже прибавились инфракрасные прицелы. Эти группы устраивали засады офицерской разведке противника.

— Вы как-то упомянули, что до поездки на Кавказ принимали участие в двух операциях…

— Став десантником, я вошел в боевую тройку, где со мной были два радиоконструктора, немцы по происхождению. Нас должны были забросить в северо-восточную Германию, в район Пенемюнде, где находился научно-конструкторский центр баллистических ракет, возглавляемый фон Брауном. О существовании этого центра я слышал и раньше: отец, не называя источников информации, рассказывал о технических новшествах, обнаруженных нашей разведкой у немцев, англичан и американцев. Как-то я услышал и о разработке немцами новых ракет на Пенемюнде. Когда нам вручили карты этой местности, я понял, о чем идет речь. Подготовку проводили очень тщательно, и по ней было видно, что там мы имеем немало агентов.

— Это было в 1941 году?

— В начале зимы 41-го. К тому времени наступление немцев под Москвой окончательно захлебнулось. Мы вылетели к намеченной цели на петляковской машине. Внизу простиралось окутанное туманом Балтийское море: даже на бреющем полете ничего нельзя было рассмотреть, поэтому выброситься нам не разрешили. Через три-четыре дня мы предприняли вторую попытку. Целый час кружили над заданным районом, но вновь последовал приказ о возвращении назад: оказывается, произошел провал явки. В конце концов, заслали нас туда довольно сложным путем — через иранский Курдистан, где уже были налажены контакты. Из Ирана нам предстояло попасть в Турцию, а оттуда, с помощью курдов, переправиться в Германию. По ходу операции не все получилось, как было задумано, и лишь одному из нас удалось добраться до цели.

— В чем заключалась его задача?

— Внедриться в упомянутый центр. После войны стало известно, что мой немецкий товарищ вместе с группой фон Брауна уехал в США.

— Он открылся ему?

— Нет. Он был очень крупным специалистом и, по нашему заданию, примкнул к группе Брауна.

— Фамилию того немца помните?

— Помню, конечно, но… Он был антифашистом и боролся в подполье, а попал к нам, по всей вероятности, через разведку.

— Его завербовали?

— Знаете, к тому времени этот термин не очень применим: люди действовали и жертвовали собой по идейным соображениям.

— Сколько длилась ваша «одиссея»?

— Около трех месяцев. После ухода нашего товарища мы остались вдвоем, но вскоре к нам присоединилась группа курдов и персов из десяти человек.

— Вы были радистом?

— Исключительно. Место, откуда я передавал шифровки, дважды бомбили самолеты без опознавательных знаков. Было предположение, что англичане вышибали нас из этого района как конкурентов.

— Каков был характер передаваемой вами информации? — Наша группа установила почти всю сеть немецкой агентуры в Иране. Непосредственно разведкой я не занимался, но добытые товарищами данные шли в центр через меня: я одновременно и шифровал, и передавал. Мы с ребятами переживали, что в боевых операциях не участвуем, так как не понимали сути выполняемой работы. Все разъяснилось во время Тегеранской конференции, когда наши специалисты во всем Иране чувствовал себя, как дома.