Мой отец - Лаврентий Берия

Через несколько месяцев в почтовом ящике сказался журнал «Вокруг света». Храню его, как видите, до сих пор…

Пусть читатель поверит мне на слово: на снимке был запечатлен расстрелянный (?!) 23 декабря 1953 года Лаврентий Павлович Берия, прогуливающийся с дамой по площади Мая в… Буэнос-Айресе. На заднем плане красовался президентский дворец. Мало того, что первый заместитель Председателя Совета Министров СССР никогда не был в Латинской Америке, фотография действительно была датирована 1958 годом.

Со снимка смотрел Берия. Известный миллионам характерный поворот головы, надвинутая на глаза шляпа. В газетных подшивках 30-50-х годов подобных фотографий можно найти тысячи. Эта же потрясла другим: один из ближайших соратников Сталина был запечатлен на фоне того самого президентского дворца. Это был тот же снимок. Текстовка в журнале гласила: «В шумной неистовой столице Аргентины есть и сравнительно спокойные уголки. Один из них – площадь Мая, где расположен дворец президента».

Эта загадка продолжает мучить меня и спустя десятилетия. Обратите внимание на фамилию автора снимка – И. Бессарабов. Самое удивительное, что даже в редакции никто не смог внятно объяснить, как это понимать. Когда мама впервые увидела эту фотографию, то была буквально потрясена: «Отец!» Мне трудно судить, кому и зачем понадобилось заниматься фальсификацией, у кого были возможности проиллюстрировать заметки аргентинского писателя Альфреда Варелы фальшивкой?

Возможно, таким образом нас хотели обвинить в подготовке перехода границы? Очередная анонимка с этим снимком сообщала, что в Анаклии, на берегу Черного моря, нас будет ждать человек с «очень важной информацией об отце». И хотя выезжать было запрещено, мама оформила больничный лист на заводе, а я организовал ее нелегальный перелет в Грузию. Несколько дней она появлялась в указанном месте, подолгу ждала, но никто так и не пришел.

Давление Системы мне в полной мере пришлось испытать на себе и после переезда в Киев. В первые годы работы на Украине слежка – я знал это совершенно точно – не прекращалась, как и в свое время в Свердловске, мне не давали быть научным руководителем. Хотя, признаюсь, помогали. Само дело требовало, чтобы я продолжал работать.

Со временем я начал вести себя несколько иначе и стал требовать формализованного права руководить поручаемыми мне работами. Должность Главного конструктора позволяла мне действовать не через доброжелателей, а вполне официально, через аппарат министерств и ведомств. Дело дошло даже до того, что меня стала привлекать к работе Академия наук и я получил должность заместителя директора по науке академического института, стал Главным конструктором очень большой работы, связанной, скажем так, с созданием нового типа оружия.

Когда работы, которые мы вели с коллегами из Москвы, приобрели большую значимость (могу сказать только, что это было связано с космическими системами), решено было организовать в Киеве филиал Московского института. Так несколько лет назад я стал директором этого Научно-исследовательского центра.

Скажу совершенно откровенно: административная работа не привлекала меня ни в молодости, ни позднее. Но вынужден был считаться с обстоятельствами – для того, чтобы проводить нужную техническую политику, необходимо единоначалие. Техника не решается голосованием. Многолетний опыт убедил меня в том, что должны быть хорошо проверенные гипотезы, предпосылки, а решение должны принимать люди, отвечающие за конечный результат этого дела. Только из этих соображений я исходил, решая для себя такой важный вопрос.

Вполне допускаю, что все могло сложиться иначе и тогда, в самом конце пятьдесят четвертого, решение властей могло быть совершенно иным. Оставив меня в живых, можно было лишить заодно и любимой работы. Тем, что этого не случилось, я обязан, как уже говорил, исключительно советским ученым, выступившим в мою защиту. Видимо, Политбюро вынуждено было согласиться с их доводами. Впрочем, допускаю, что люди, находившиеся тогда на Олимпе власти, рассуждали так: а что, собственно, он собой представляет? Пусть попытается, лишенный всего, чего-то добиться в этой жизни…

Я же считал, что лишить человека званий, должности, это еще не все. Да, и здесь не хочу лукавить, в молодые годы меня задевало, когда людей, работавших вместе со мной, награждали, а от меня застенчиво отворачивались. Было такое, что скрывать.

Не скрою и того, что не раз была возможность у меня покинуть страну. И гораздо раньше, и в последние годы. Но поступи я так, предал бы память отца. Да и никогда не ставил я знака равенства между партийной верхушкой и страной, которой всю жизнь служил. Словом, и этот шаг, столь легко сделанный другими, оказался не для меня.

Из газеты «Нью-Йорк таймс»: