Мой отец – нарком Берия

«Наш аргумент – в госархивах СССР не обнаружено материалов, раскрывающих подоплеку Катынской трагедии, – стал бы недостоверным. Выявленные учеными материалы, а ими, несомненно, вскрыта лишь часть тайников, в сочетании с данными, на которые опирается в своих оценках польская сторона, вряд ли позволят нам дальше придерживаться прежних версий и уходить от подведения черты… Видимо, с наименьшими издержками сопряжен следующий вариант: сообщить В. Ярузельскому, что в результате тщательной проверки соответствующих архивохранилищ нами не найдено прямых свидетельств (приказов, распоряжений и т. д.), позволяющих назвать точное время и конкретных виновников Катынской трагедии. Вместе с тем в архивном наследии Главного управления НКВД по делам военнопленных и интернированных, а также Управления конвойных войск НКВД за 1940 год обнаружены индиции, которые подвергают сомнению достоверность “доклада Н. Бурденко”. На основании означенных индиций можно сделать вывод о том, что гибель польских офицеров в районе Катыни – дело рук НКВД и персонально Берия и Меркулова.

Встает вопрос, в какой форме и когда довести до сведения польской и советской общественности этот вывод…»

Записка датирована февралем 1990 года. Примечателен и совет Фалина Горбачеву: «Можно сделать вывод…» Так и сделали, потому что «подставлять» правящую партию ни сам Горбачев, ни его окружение явно не собирались.

Впоследствии Михаил Сергеевич, нисколько не смущаясь, попробует переложить ответственность на Ельцина: мол, я Борису Николаевичу все материалы по Катыни передал, но почему он не проинформировал польскую сторону, я не знаю…

Последний Генеральный секретарь и после ухода в отставку остался верен себе – Горбачев, как всегда, «был не в курсе».

Президент России Борис Ельцин на вопросы журналистов ответил более откровенно:

– Горбачев и в Конституционный суд не пришел потому, что боялся этого вопроса…

Как ни парадоксально, но всей правды не решилось сказать и само руководство посткоммунистической России. Официально было заявлено, что к Катынской трагедии причастен тогдашний нарком внутренних дел Лаврентий Берия. Подхватившие старую версию средства массовой информации сделали, правда, одну оговорку: «Первоначально в документах фигурировала фамилия Берия, но потом чья-то рука его вычеркнула…» Это обстоятельство почему-то никого особенно не смутило. А зря. И в материалах заседания Политбюро, состоявшегося 5 марта 1940 года, и в других документах подписи моего отца нет. Лукавили устроители шумной пресс-конференции, что возражавших против зловещей акции не оказалось.

А правда такова. За расстрел польских офицеров, а их, кстати, было гораздо больше, чем признал Горбачев, – 20857 человек – единогласно проголосовали Сталин, Ворошилов, Молотов, Микоян, Каганович, Калинин, словом, вся партийная верхушка. Особенно настаивали на этом Ворошилов и Жданов. Единственным человеком из кремлевского руководства, выступившим совершенно открыто против этой подлости, стал отец. Свою позицию на заседании Политбюро он объяснил так:

– Война неизбежна. Польский офицерский корпус – потенциальный союзник в борьбе с Гитлером. Так или иначе мы войдем в Польшу, и, конечно же, польская армия должна оказаться в будущей войне на нашей стороне.

Реакцию партийной верхушки предположить нетрудно – отец за строптивость едва не лишился должности. Жданов прямо заявил: «Тогда я могу встать во главе органов!». Но и это не заставило отца подписать смертный приговор польским офицерам. Хотя, безусловно, всем было понятно, что особое мнение одного человека уже ничего изменить не может – поляки были обречены.

Отцу приказали в недельный срок передать пленных польских офицеров Красной Армии, а саму экзекуцию было поручено провести руководству Наркомата обороны. Допускаю, что какие-то подразделения из состава конвойных частей все же привлекли, но расстреливала поляков, как это ни горько признать, Красная Армия. Это та правда, которую тщательно скрывают и по сей день…

Так случилось, что отец – случай беспрецедентный в сталинском окружении! – демонстративно отказался поддержать преступное решение большинства, и Сталин ему это простил.

Сталин этого не забыл… Но факт остается фактом: отец отказался участвовать в преступлении, хотя и знал, что спасти эти 20857 жизней уже не в силах. Учтите еще вот что. Он далеко не всегда соглашался со Сталиным. Нравилось это Иосифу Виссарионовичу или нет – другой вопрос, но слушать он умел.

Я много лет ждал, когда кто-нибудь из Генеральных секретарей, хотя, если честно, понимал, что это невозможно, признается в существовании папки с материалами «Катынского дела». Я-то прекрасно знал, что это за документы и под каким грифом они хранятся еще с сорокового года. Знаю совершенно точно, что отец мотивировал свое принципиальное несогласие с расстрелом польских офицеров и в письменной форме. Где эти документы?

В 1993 году мне довелось побывать в Польше, и у меня сложилось твердое убеждение, что там все давно прекрасно поняли: вся правда о Катыни не сказана и сегодня…