Мой отец Пабло Эскобар. Взлет и падение колумбийского наркобарона глазами его сына

Мать, дядя Фернандо и я сели на один диван, несколькими секундами позже родственники по отцовской линии заняли другой. Один за другим Эскобар Гавирия опускали взгляды, избегая смотреть нам в глаза: больше не было никаких сомнений в том, что они предали и отца, и нас, а значит, нашим родственным связям наступал конец. Мое и матери отношение к ним было вполне очевидно. Глядя на них, я вспомнил слова матери о том, что на предыдущих встречах, когда она предложила заплатить за спасение жизней родственников отца, Мигель Родригес сказал ей:

– Сеньора, не тратьте деньги на этих никчемных людей. Это пустые траты. Разве вы не видите, что они готовы вцепиться вам и вашим детям в глотки? Пусть сами платят свою часть, у них есть на это деньги. Они не заслуживают вашей щедрости, поверьте мне, – несколько раз повторил он матери, которая до того дня так же, как и я, не подозревала о двойной игре, которую вели родственники отца.

На собрании мнения лидеров разделились: Пачо Эррера явно был на стороне семьи отца, дон Мигель – на нашей.

Родригес с чрезвычайно серьезным, если не сказать – кислым, видом сел на один из стульев рядом с Пачо и Чепе. Мы молча ожидали, что он скажет.

– Мы собираемся обсудить наследство Пабло, – сказал он без предисловий. – Я слышал требования его матери, братьев и сестер, которые желают, чтобы в распределение имущества включили активы, которые он при жизни передал своим детям.

Следующей заговорила бабушка, и встреча стала еще более напряженной:

– Да, дон Мигель, речь идет о зданиях «Монако», «Даллас» и «Овни». Пабло переписал их на Мануэлу и Хуана, чтобы власти не наложили на них арест, однако принадлежали эти здания ему, а не детям.

Меня поразила нелепость ситуации: бабушка, тети и дяди отправились в картель Кали, чтобы решить вопрос, касающийся только семьи Эскобар Энао из Медельина. Мой отец, должно быть, в гробу перевернулся от того, что его мать, братья и сестры выступили против его детей.

Затем наступила очередь моей матери.

– Донья Эрмильда, со всем моим уважением – еще когда Пабло только строил эти здания, было ясно, что он строит их для своих детей. Вам он оставил много другой собственности. Вы хорошо знаете, что это так, хоть и пришли сюда с заявлениями, не соответствующими действительности.

Этот спор мог бы быть бесконечным, но вмешался Мигель Родригес:

– Послушайте, у меня самого есть корпорации, созданные на имена детей, и у этих корпораций есть имущество, которое сейчас, при моей жизни, принадлежит им. Пабло сделал абсолютно то же самое. Точно так же, как имущество, которое я решил оставить моим детям, принадлежит моим детям, имущество, которое Пабло оставил своим детям, принадлежит его детям. Спорить не о чем. Все остальное можете разделить между собой согласно завещанию.

За этой речью последовало долгое молчание. Его в конце концов нарушил Николас, но так, что фактически прикончил эту странную встречу:

– Подождите, а как насчет десяти миллионов долларов, которые дядя задолжал отцу? Мы ведь здесь все знаем, что именно он финансово поддерживал Пабло.

Глупое и нелогичное замечание кузена рассмешило боссов картеля Кали, которые обменялись скептическими взглядами и ни слова ему не ответили. Мне же не оставалось ничего, кроме как заговорить:

– Просто послушайте этого парня. Никто в это не верит, Николас. Это как сказать, что птицы стреляют по охотникам. Твой отец, значит, финансово поддерживал моего? Офигеть!

Улыбаясь, Мигель Родригес, Пачо Эррера и Чепе Сантакрус встали и, не попрощавшись, направились к двери.

Обеспокоенный, я жестом попросил мать вернуться к первоначальной причине нашего визита в Кали: моя жизнь все еще висела на волоске. Она поняла сразу, проследовала за главарями и попросила у них еще пять минут их времени. Наркоторговцы согласились, и тогда мать подала мне знак присоединиться.

Они, скрестив руки, сидели в соседней комнате. Я понял, что пришло время бороться до конца.

– Господа, я пришел сюда, чтобы сказать вам: я не собираюсь мстить за смерть отца. Вы хорошо знаете, что я хочу сделать – покинуть страну, учиться за границей, искать возможности, недоступные мне здесь. Я не хочу оставаться в Колумбии, не хочу быть ни для кого причиной беспокойства, но не понимаю, как этого добиться. У нас нет выхода. Мы исчерпали все возможности. Я прекрасно понимаю, что если хочу остаться в живых, то должен уехать.

– Малыш, что ты должен, так это не ввязываться в наркоторговлю или организовывать вооруженные группировки, – сказал Сантакрус. – Я понимаю, что ты чувствуешь сейчас, но ты должен понимать, как все мы, что такому головорезу, как твой отец, уже никогда не родиться.

– Не волнуйтесь, сеньор, я усвоил этот урок: торговля наркотиками – это проклятье.

– Минутку, молодой человек, – Мигель Родригес повысил голос. – Что вы имеете в виду, говоря, что торговля наркотиками – это проклятье? У меня и моей семьи хорошая жизнь, большой дом с теннисным кортом, мы путешествуем…