Мой папа самый лучший

Подбираюсь к мотоциклу, ставлю ногу на ступеньку и, подтянув штанины пижамных брюк, я вполне удачно оказываюсь в седле. Правда, едва не лишаюсь домашних туфелек, но мой маневр вполне удается.

Байкер поворачивает голову в сторону, как будто чего-то ждет, прежде чем тронуться с места. Хлопает себя по боку.

Обнять его?

Ага!

Щас!

Демонстративно держусь за гребень своего сиденья. Кажется, мне удалось нащупать какие не какие металлические ручки.

Подняв визор, Мирон с недовольством рычит на меня:

— Ты упадешь! Держись за меня!

Ненавижу!

Бесит!

Бросаю ручки и, пододвинувшись к Потемкину, обнимаю его, прижавшись грудью к его спине.

Только когда мое новое положение удовлетворило байкера, он опустил визор, ловким движением убрал подножку и рванул с места.

Я не могла ни о чем другом больше думать, кроме того, как не слететь с заднего сиденья мотоцикла.

Черт меня дернул намазать перед сном руки питательным кремом!

Жутковато чувствовать, когда твои пальцы постепенно деревенеют, теряют чувствительность и плавно соскальзывают с кожаной куртки Мирона.

Тяну до последнего своего нерва и после этого подтягиваюсь к Потемкину вновь. Плотным кольцом обхватываю его торс руками, а телом сильнее прижимаюсь к его спине. И так каждые несколько минут!

В эти мгновения он, должно быть, умиляется и торжествует. А мне просто страшно. Я, в конце концов, нежное существо, девушка и не привыкла к таким вояжам.

Сколько мы едем, я не знаю. Ночью мои биологические часы тикаю, то есть вообще не тикают, а отключаются и отдыхают.

Ловлю себя на том, что через какое-то время мой организм привык, и уже было хотел закрыть глазки и уснуть. Пришлось себя взбодрить: активным мотанием головы и сжиманием-разжиманием кистей рук насколько это было возможным.

Хорошо, что у меня завтра еще один симулированный больничный.

Спасибо, босс!

Век не забуду!

А я еще хотела уволиться. Никогда больше не допущу в своей голове мысли, что хочу уйти из конторы Видова.

Ни за что!

А что Мирон?

Ему же завтра на работу.

Сомневаюсь, что он везет меня куда-то на пять минут. Однозначно этой ночью я больше не сомкну глаз, и с этим мне сложно согласиться, ибо я стопроцентный жаворонок. Ни одну ночь в своей жизни я не провела вне постели. Еще пара часов без сна и я душу дьяволу продам за подушку и возможность вытянуть ноги.

Упс…

Мне грозит первая бессонная ночь в моей жизни???

Это трудно принять, такому человеку, как я. Человеку, с раннего детства приученному к правильному режиму дня.

Ну, Мирон, ну, берегись! Я обязательно придумаю, как с тобой поквитаться!

Меня откровенно начало укачивать и стала побаливать голова, когда вдруг Потемкин, существенно сбросив скорость, свернул с шоссе в лес.

Дорога, по которой мы ехали, была асфальтированной, но без разметок и указательных знаков. Причудливыми петлями стелилась она между диким неизведанным пространством, между рядами высоких и искривленных деревьев.

Чувствую, как за грудиной стали играть мои нервы. Шаловливо поднимаясь вверх и опускаясь вниз. Все решается как раз в эту минуту, попаду я в сказку или в самый настоящий кошмар!

Бррр!

На плечах роятся холодные мурашки, а я даже не могу их прогнать.

Стало страшновато, когда мы углубились в лес. Но больше я боялась лишиться надежды. Ведь все будет хорошо…

Все же будет хо-ро-шо?

На этой мысли Мирон вырулил резко вправо — последний поворот нашего пути. И перед нами предстает неплохо освещенная и огражденная площадка с различными постройками по периметру.

Среди них четко выделяется двухэтажное здание, построенное наподобие хижины. На его фасаде горит неоновая вывеска: «В гостях у лесника».

Кажется, приехали!

Мирон останавливает мотоцикл возле ряда других мотоциклов разных мастей и глушит мотор. Избавляется от шлема и обращается ко мне:

— Спрыгнешь или помочь?

Отлипаю от его куртки.

Как по ощущениям, так я до сих пор еду.

Жесть!

Каким-то чудом оказываюсь на земле и не могу пошевелиться больше.

— У меня все затекло, — со стоном ною я, наклонившись вперед и уперев руки в колени.

— И это только начало вечера, — усмехается Потемкин и помогает мне снять шлем.

Размяв ноги, выпрямляюсь.

— Какого вечера, Мирон? Сейчас ночь. Глубокая ночь! А ты привез меня черт знает куда!! — обвожу рукой пространство.

— От пары часов без сна не развалишься, — продолжает улыбаться Мирон. — Завтра на больничной койке выспишься.

— Что-о? — изумленно тяну я.

— Ты же на больничном, трус-симулянт, — кидает он мне, прибирая шлемы.

Когда Потемкин поворачивается ко мне, мы недолго глядим друг другу в глаза.

— Это Видов меня сдал?

— Ой, тоже мне сдал! — он неодобрительно морщится.

— Мирон, я…

— Пойдем уже, — его рука вольготно опустилась мне на плечо, затем он подтянул меня к себе «под крыло», словно близкого друга, и увлек за собой, — познакомлю тебя со своими друзьями.

Слегка округлившимися глазами, я покосилась на широкую ладонь, свисающую с моего плеча, и передумала устраивать акцию протеста.

Если я буду слушаться и хорошо себя вести, Мирон же отпустит меня домой? То есть отвезет обратно, и я окажусь в своей милой теплой постельке.