Мой папа-сапожник и дон Корлеоне

Что ж, папа, как всегда, не стал ломать обстоятельства, он просто сумел постараться и уловить нужный момент, как серфингист волну. Туфли туфлями, но и жить как-то нужно. Так началась великая челночная эра. Хачик сколотил прочный коллектив, состоящий в основном из крепких бабёшек – женщин лет сорока – сорока пяти, бывших библиотекарей, учителей, инженеров и даже одной особы с научной степенью – кандидата экономических наук. Они стали ездить на специальных автобусах в самое близкое, даже ближайшее к нам «зарубежье», то есть в финский город Лаппеэнранта. Оттуда везли хозяйственную ерунду, порошки, мыла, сумки, кое-что для личной гигиены, подушки, одеяла, сумки на колесах, ну и прочее, бытовое и копеечное. Мужчины почему-то этой работы не выдерживали. Автобусы – поначалу их было всего два, – закупленные отцом, пользовались популярностью. Они были чуть удобней и намного чище, чем автобусы обычных перевозчиков. В путешествия стали напрашиваться и другие челноки. Пришлось прикупить еще пару автобусов, а потом и еще. Так, почти не заметив этого, отец стал хозяином транспортной компании. Он заботился о многих и теперь думал, что он окончательно стал доном Корлеоне, который достиг уважения, не пролив ни капли крови. Тот эпизод в Душанбе, куда были посланы его верные воины – троица из сумасшедшего дома, – он постарался не то чтобы забыть, но поместил в памяти отдельно от всего остального. И вновь ошибся. Вернее, поспешил с выводами.

Однажды произошло страшное. На темной дороге автобус отца затормозил. Была ночь, и женщины не обратили на это особого внимания. Многие спали. Возможно, водителю дяде Саше показалось, что он наехал на что-то. Машину действительно повело в сторону, и он, молодчина, вовремя остановился. Вышел, посмотрел и не поверил своим глазам: проколы были по всем четырем колесам. Метров за двадцать от раненой машины обнаружился и виновник чрезвычайного происшествия – лента шипастого «ежа». Дядя Саша тихо выматерился и поднялся с корточек. И тут его голова встретилась с чем-то безжалостно твердым, и водитель потерял сознание. Он упал лицом в мокрый асфальт, в опасной близости от шипа.

Несколько человек, сравнительно молодых и безусловно жестоких, в темных тренировочных костюмах и вязаных шапочках, надвинутых на самые брови, вошли в салон автобуса. Один выстрел в потолок, пробивший крышу автобуса, немедленно сигнализировал пассажиркам, что к чему. Во всяком случае, так казалось бандитам. Определив приоритеты, налетчики легко справились с беспомощными женщинами. Челночницы были обобраны до нитки. Бандиты захватили не только папин товар, но и обобрали бедных женщин, сняв с них кольца и серьги, выпотрошили кошельки, сгребая жалкие деньги. Они взяли даже дешевенькие часы, у кого были, и пару редких в массе мобильных телефонов.

Хачик покрыл расходы. Не то чтобы безропотно, но без всяких внешних эмоций. Выплатил женщинам жалованье, шоферу лечение, остальное было его прямым убытком. Так и записал – «потеря товара по обстоятельствам чужого злоумышления». То есть не сам, конечно, записал, а велел бухгалтеру.

– Так не говорят, – сказала мама.

– Так не делают, – ответил отец.

Вроде бы замялось дело. Но ограбление повторилось.

Пережившая его уже однажды кандидатша экономических наук громко возмутилась:

– Опять?! Я тебя запомнила, гнида. – В своем обращении женщина решила использовать далеко не академический лексикон. И это были ее последние слова.

Очередь из автоматического пистолета прервала не только ее речь, но и жизнь. Очередь полоснула по животу кандидатши, зацепила по ходу еще пару человек.

Бандитская доля, она такая – первая кровь всегда бывает первой, но последняя, как правило, твоя. Этого те мальчики в черных шапочках еще не знали.

Хачик был потрясен. В Армении мы крови не видели. Там был кукольный театр. Здесь – гладиаторские бои. И готов ли ученик дона Корлеоне к войне, должно было показать не время – мгновение.

Чего он хотел? Уважения? Но его уважали. Власти? Я почему-то до сих пор думаю, что это стремление в нем отсутствовало. Власть ему делегировали другие – те, кто уважал. Он хотел постичь судьбы мира, какую-то загадку в дыхании человека, но отлично знал, что в одиночку этого сделать не сможет. А достойных соратников не было. Единомышленников не было – ибо мыслями своими Хачик делился скудно. Его уникальность, зародившись в нем, им же и кончалась. Из таких, как мой отец, со временем, подумывал я, получаются отличные маньяки.

Когда он взглянул на фотографии с место нападения на автобус, у него закружилась голова. Кровь толчками забухала в уши, словно кто-то надувал там меха. Хоть он и сидел, но показалось, что вот-вот упадет. Тонкими пальцами ухватился за край стола. Извинился. Майор Тарасов внимательно посмотрел на вызванного Бовяна и мысленно поставил ему плюс. Переживает мужик. По всему видно. За годы работы он научился распознавать показное от искреннего. Потом он рассказал все, что полагалось знать отцу. Ведь он и его бизнес в этой истории явно тянули на роль косвенных пострадавших.