— Что тебе другая девушка нравится, и мне стоит тебя забыть.
— Завязывай с этой цифирной ерундой. Нет никакой другой девушки у меня. Хотя… есть Руби и Грейс. Они считаются?
— Кто это? — в голосе Ложечки появились ревнивые нотки.
— Я знаю одно классное местечко для таких фриков, как мы с тобой. Поехали туда, и я тебе расскажу о твоих немногочисленных конкурентках. Любишь дешевый кофе из автомата?
— Мой любимый!
— Отлично. А теперь раздевайся.
— Это еще зачем?
Ложечка решила недотрогу врубить? Поздно, я уже видел, что она совсем не смущается при мне оставаться без одежды.
— Ты же не думала, что поедешь в моей машине в грязных шмотках. Сидение запачкаешь.
— У меня чистая толстовка, я же на тебя упала.
— Да? Какое упущение, — зачерпнул ладонью пригоршню влажной земли и с особым удовольствием втер ей в спину. — Как меня бесит эта кофта, ты бы знала. Вот теперь снимай и поехали.
*Гуантанамо лагерь для лиц, обвиняемых властями США в различных преступлениях, в частности, в терроризме, ведении войны на стороне противника
*Spoon (перевод с англ. Ложка, разг. Простофиля, недотепа)
Глава 14 Голая правда
Бет
Плевать на глупую тетрадку и обнаженные в ней чувства. То, что происходит со мной в эту самую секунду откровеннее миллиарда кривых сердечек и нескладных стихов. Я чувствую, как по моему лицу проносятся сотни эмоций: стыд, радость, нежность, волнение, страх. Сердце колотится на кончиках пальцев, которыми я упираюсь в грудь Эда и получаю в ответ не менее мощные точки. Впитываю каждый удар, и они сладкими волнами предвкушения содрогают мое тело. Как хорошо, что я сбежала и позволила ему догнать меня, как хорошо, что он подсмотрел о моей влюбленности. Теперь, когда он все знает, мне будет еще проще снимать с себя слой за слоем, показывать, какая я на самом деле, чтобы секретов между нами оставалось все меньше. Ненавижу тайны и недосказанности, они разрушают отношения, это они превратили моего отца в черствого циника, который не верит в любовь, а измеряет счастье только процентами полученной или упущенной выгоды.
Я не хочу так. Хочу, как сейчас.
— Как меня бесит эта кофта, ты бы знала. Вот теперь снимай и поехали.
Даже дернуться не успела, когда Эдвард щедро размазал грязь по моей любимой толстовке.
— Ты с ума сошел?
Вскочила на ноги и закрутилась вокруг своей оси, пытаясь разглядеть насколько все плохо. Плохо…
— Ну смотри, что ты со мной натворила, — Эд продемонстрировал мне свою грязную спину и джинсы. — Кроссовкам, кстати хана. Твоим тоже.
— Я не просила тащить меня. Ты сам упал.
Он недовольно скрестил руки на груди.
— Вот и вся благодарность. Окей. Могу тебя здесь оставить.
— Валяй!
Эд пожал плечами, обошел машину, открыл заднюю дверь, и… начал раздеваться. Подцепил руками толстовку и снял так, словно я тут с букетом банкнот в ожидании стою, и от эффектности его действий зжависит, сколько из них засуну ему за резинку от трусов. И почему у него голова позорно не застряла в горловине? Даже очки на месте остались. а потом он сделал этот умопомрачительный жест, от которого я всякий раз замирала, притаившись в библиотеке и таращась поверх книги. Он картинно размял ладонями шею, а затем уверенно положил руку себе на ремень.
— Это я тоже в твоем дневнике прочитал. Нравится?
Запоздало реагировала на происходящее. Смотрела на белую обтягивающую футболку, повторяющую контуры мощной груди, плеч. Магия. Как он умудряется прятать такое тело за своим шмотьем?
— Что именно прочитал? — спросили пересохшие губы, и я облизала их, вызвав у Эда победную улыбочку. Закомплексованный ты, да? Что-то незаметно.
— Что тебе нравится, когда я делаю так, — он снова потер шею, и мне показалось, что земля с оси сдвинулась под моими ногами.
— Как много ты там прочитал? Знаешь, если ты решил исполнять все мои фантазии, я готова вести дневник специально для тебя.
— Как интересно. А такое ты бы написала?
Он наступил на задник кроссовка и разулся. Руки завораживающе покачивались, пока Эд расстегивал джинсы, а затем, не колеблясь ни секунды, он снял их, оставшись только в футболке и боксерах.
Только захлопнувшаяся дверь вывела меня из глубокого транса.
— У тебя есть три минуты, и я уеду.
Это не звучало, как шутка. Эдвард устроился на переднем сидении и завел двигатель.
А он не забыл, что у меня под кофтой нет ни лифчика, ни майки?
Я дернула на себя ручку пассажирской двери. Закрыто! Вот же!
Постучалась в стекло, и оно немного опустилось, высвобождая из салона приятное тепло. Как же я замерзла, или меня не от холода сейчас колотит?
— Ты что-то хотела? — невинно спросил Хэндерсон, поглаживая пальцем кнопку стеклоподъемника.
— Не смешно. Пусти, Эд.
— А? Что? Повтори, грязнуля, а то я не слышу, — он приложил ладонь к уху и покачал головой.
Стекло встало на свое место, отсекая меня от спасительного тепла.
Козел. Он же не серьезно? Эдвард постучал по часам на приборной панели, а затем демонстративно поиграл с педалью газа, заставляя меня нервничать сильнее. Блефует же?
Машине медленно покатилась. Не блефует, псих.
— Ладно! Ладно! Стой.