МАША. Вот те крест! (
Кто-то из разбойников рассмеялся.
ТЫРЬЕВ. Кто ржал? Кто ржал?!
ОДИН ИЗ РАЗБОЙНИКОВ (
Тырьев застреливает смешливого. Держит речь.
ТЫРЬЕВ. Кому еще смешно? Стыдно, пацаны! Какой-то купец своей жене поверил, в ночь отпустил. А мы что, звери, что ль, какие? Или свиньи мы? Или мы хуже других? (
ПОКОЙНИК. И поехала Машенька дальше. Едет — и то у нее от стыда душа замирает, что мужа огорчила, то сердце радость обливает, что нареченному честь свою нетронутую несет.
Появляется Яша. Заспанный, в одних трусах.
ЯША. Машенька? У тебя же свадьба!
МАША. Прошла свадьба. А теперь, Яша, как обещала, могу тебе свою честь отдать.
ЯША. Раньше свободная была, а не отдавала.
МАША. Раньше я надеялась замуж за тебя пойти. А раз не вышло, раз с другим суждено жить, так тому и быть! Но слово свое сдержу — обещала тебе, твоя в первый раз и буду. А дальше — как бог пошлет.
ЯША. Маша… Респект тебе, конечно, но ты подумай. Слово не ты давала, а отец твой. А твое слово было детское. А мужу ты теперь другое слово дала. И вот его нарушать нельзя. Он, как вижу, человек благородный, повезло тебе, что ты за такого вышла. Поступок его превышает человеческое разумение, но это и ценно. (
БЛУДНИЦА. И не отдавай.
ЯША. Нельзя. Ты замужем. Всё. Вопроса нет. Прости.
МАША. Это ты меня прости, Яша…
Они обнимаются — как брат и сестра.
Покойники рыдают.
ПОКОЙНИК. Маша летела со скоростью двести километров в час, не разбирая дороги, много раз она оказывалась на встречной полосе, грузовики и другие машины не выдерживали и, чтобы избежать столкновения в лоб, сворачивали в кювет. После выяснилось, что результатом этой жуткой гонки были двенадцать аварий, пострадали от ранений тринадцать человек, но, к счастью, все остались живы. Маша забыла даже про обещание заехать к разбойникам, но опомнилась, вернулась назад, в дремучий лес, в бандитское логово. Ее ждали.
ТЫРЬЕВ. Ну? Что расскажешь?
МАША. Не тронул.
ТЫРЬЕВ. Почему?
МАША. Говорит, ты замужем теперь. Говорит: муж у тебя святой человек, поэтому не могу.
ТЫРЬЕВ. Ну, девушка… Муж у тебя святой, каких не бывает, а нареченный так вовсе такой, какие и не рождались!
МАША. Да уж, видно, так… Можно мне домой?
ТЫРЬЕВ. Домой-то можно, да там у вас тамбовские засели, когда мы ушли. Ну да ничего. Не собирался я с ними стрелку забивать, но, видно, не судьба. Не могу я допустить, чтобы ты к мужу не явилась и чтобы про твоего нареченного поступок не рассказала. (
Затемнение. Вспышки выстрелов, разрывы гранат, вскрики раненых.
ПОКОЙНИК. И была там сеча тамбовских с тырьевскими. Полегло с обеих сторон несметное количество народа. Но, надо сказать, и тамбовские, и тырьевские до сих пор этой сечей гордятся, потому что бились не за корысть, не за деньги, а, как выяснилось, по причине девической чести, то есть из принципа. И даже те, кто помер, были довольны, потому что гораздо приятнее умереть за принцип, чем за всякий мусор вроде денег.
Маша входит в спальню. Паша не спит.
МАША. Ждешь?
ПАША. Жду. Ничего не рассказывай!
МАША. Почему? Расскажу. Не тронул он меня. Сказал, что не хочет твоим благородством пользоваться.
ПАША. Не может быть!
МАША. Может. Что ж, бери меня.
Начинает раздеваться.
ПАША. Нет.
МАША. Что нет?
ПАША. Он не захотел пользоваться моим благородством, хотя это не благородство, а нормальный поступок. А я не хочу пользоваться твоей покорностью. Не хочу, чтобы ты без любви мне далась. Поживем — может, любовь у тебя появится. Тогда все и совершим. А Яшу твоего я к себе в приказчики возьму, потому что другого такого честного человек на свете нет.
САМОЛИШЕНЕЦ (
АКТЕР. Ты ведь не веришь. Почему молчишь?
САМОЛИШЕНЕЦ. А вот верю!
БЛУДНИЦА. Только вид делаешь!