За дверью то ли хмыкнули, то ли усмехнулись. И все-таки я услышала удаляющиеся шаги по коридору. Вот и здорово! Я съехала по двери и уселась на пол. Что вообще на меня нашло? Ну он-то ясно! Хищник, преследующий строптивую добычу. А я-то что? Почему не оттолкнула, не проявила негодования? Почему до сих пор от воспоминания об этом поцелуе сбивается дыхание?
Я не знаю, сколько так просидела до тех пор, пока шаги за дверью не раздались снова.
– Я почистил картофель. Некоторое количество. И если ты не собираешься кормить этим пюре всю округу – самое время меня остановить.
На это мне нечего было ответить. Пришлось переходить на птичий язык.
– Угу… – обреченно сказала я.
– Послушай, ну ты не можешь сидеть там вечно.
Это было правдой. Но я вовсе не обязана соглашаться!
– Почему? Очень даже могу.
– Выходи! Ты же не думаешь, что я какой-нибудь там маньяк? Я не стану на тебя набрасываться. Даже пальцем не трону! Если хочешь, мы даже не будем обсуждать, что произошло. Просто приготовим ужин. И вообще. Я буду делать вид, что ничего особенного не случилось. До тех пор, пока ты сама не решишь, что пришло время поговорить.
Звучало заманчиво. В принципе, на таких условиях я вполне могла выйти и заняться ужином. Чтобы не смущать бабулю сырой картошкой с наскоро поджаренной яичницей. Ну и нарезкой еще.
– Правда? – спросила я недоверчиво.
– Конечно! На моем месте так поступил бы каждый, – раздался уверенный голос из-за двери.
Я поколебалась еще совсем немного, поднялась с пола. Замерла в нерешительности и все-таки щелкнула замком.
Дверь распахнулась.
И уже в следующее мгновение я оказалась в крепких объятиях, а мои губы – в плену горячего рта. И снова – сопротивляться этому напору было невозможно и бесполезно.
– Вы же обещали, – выдохнула я, когда мы на мгновение разорвали поцелуй, чтобы вдохнуть.
– Выходит, я тебя обманул, – шепнул он на ухо и прижал меня к себе еще крепче.
31
Наверное, мне следовало злиться – на него, на себя и вообще на то, что все складывается совсем не так, как я себе представляла. Да и вообще – совсем не так. Но трудно злиться и целоваться одновременно. А целоваться хотелось больше. Еще какое-то время я пыталась приводить сама себе здравые доводы, чтобы немедленно прекратить все это. Но все эти доводы неизбежно тонули в происходящем. Мне пришлось изрядно постараться, чтобы найти один – главный. Этот точно должен сработать.
– А как же ужин? – умудрилась спросить я, когда мы снова остановились на мгновение – вдохнуть воздуха.
Получилось неубедительно. Возможно, потому что руки Юрия Витальевича уже проникли под новую – совершенно несоблазнительную и сухую – майку. Они обжигали кожу, заставляя меня выгибаться навстречу мужчине и прижиматься к нему еще крепче. А может, потому что, спросив об ужине, я не смогла сдержать тихий стон.
– Мы закажем еду из ресторана, – хрипло выдохнул он, опалив мою щеку жарким дыханием, и снова накрыл мои губы своими.
Безобразие! Так же совершенно невозможно спорить! Да что там спорить – даже запомнить, о чем мы спорили, и то было проблематично.
– Это же будет обман… – прошептала я, почти теряя сознание, как только у меня снова появилась возможность хоть что-то сказать.
Я все еще пыталась сопротивляться, подстегивая здравый смысл, но аргументы заканчивались.
– Просто чудовищный обман, согласен, – не стал спорить Юрий Витальевич.
Вместо этого он подхватил меня на руки, и в два шага мы оказались рядом с узким диваном. А еще через мгновение – уже на диване.
– Майка… – прошептала я, сглотнув пересохшим горлом. – Мокрая…
Странно, что я заметила это только сейчас. Впрочем, почему странно. До этого момента было как-то не до деталей. Мокрая майка – на Юрии Витальевиче. Он-то, в отличие от меня, не переодевался.
– Действительно.
Он впервые выпустил меня из рук, чтобы одним движением снять лишний предмет одежды. Затылку моментально стало холодно, словно к нему приложили кусок льда, я растерянно замерла. Ну вот. Теперь он меня не держит, не прижимает к себе, не целует горячим жадным ртом, не тискает так, что плавятся кости. Только смотрит… Смотрит потемневшим, опасным взглядом. Выжидает.
Время. Самое время сейчас, именно сейчас, пока не поздно, встать, выйти из комнаты и взяться за ужин. Сбежать, отстраниться, забиться обратно в надежную и безопасную раковину, сделать вид, что ничего не произошло. Подумаешь, поцеловались. Взрослые люди и все такое… Всегда можно сделать вид, и этот вид, в конце концов, намертво прилипнет к коже, и будет казаться, что так и надо, что я очень даже правильно поступила. Потому что для него это просто охота и развлечение, азартно, пока добыча сопротивляется, ага. А в своей раковине так спокойно и привычно, без потрясений и вырывающихся из-под контроля эмоций… Зона комфорта… Кажется так это называется. Я знала, откуда-то точно знала – абсолютно, на сто процентов! – он примет мое решение. Нет, вряд ли с восторгом, но примет.