– Пиццу? – ахнула я и продолжила очень-очень возмущенным тоном: – Снова обман! Ты не приготовил еду, а просто разогрел ее в микроволновке?
– Обижаешь, я самый честный человек на свете. И пиццу сам сделал, даже сыр сам тер, честно слово. Купил только основу.
Я еще какое-то время смотрела на него придирчиво, словно бы не могла решить: простить ему такую недобросовестность или нет.
– Ладно, неси, так и быть, – я махнула рукой.
– Слушаюсь и повинуюсь, – он галантно поклонился и исчез, а через пару минут притащил пиццу.
Пахла она и правда потрясающе, хотя на поверку оказалась чуть подгоревшей. Ну, совсем чуть-чуть, самую малость. Было все равно вкусно. Очень вкусно. Я смогла остановиться только через несколько кусков.
– Ну что, я сдал экзамен на лучшего повара? Могу теперь приглашать бабулю в гости?
– Нет, не можешь, – я помотала головой и, вспомнив все свои мысли про цитадели и престижность, добавила: – Во-первых, ни к чему пугать бабулю твоими хоромами, а во-вторых, после прошлого ужина она от тебя меньше, чем «жуликов», не ждет.
– Понял, – покладисто кивнул Юрий Витальевич. – Куплю большую кулинарную книгу и буду осваивать.
Он развернул меня к себе, подтянул стул поближе, взял мои руки в свои и спросил:
– Как прошел день?
Я едва удержала вздох. Ну вот… Все было очень хорошо, так хорошо, что мне хотелось хотя бы еще немного побарахтаться в этой сладкой вате и не выкарабкиваться наружу, в реальность, где нас ждут не слишком приятные темы для разговоров.
– Он плохо прошел, – я аккуратно вытащила свои руки из теплых больших ладоней, чтоб ничего не мешало сосредоточиться, и твердо посмотрела ему в глаза: – И нам нужно это обсудить.
– Хорошо, – кивнул он. И как-то разом подобрался, все веселье исчезло в один момент. – Что случилось? Тебя кто-то обидел?
– Нет, – сказала я, – чтобы меня обидеть, нужно еще на это получить мое согласие. То есть я должна обидеться. В одностороннем порядке этот вопрос решить трудно. Так что я не обиделась, но хотела бы кое-что прояснить.
– Я слушаю.
Юрий Витальевич был серьезен, и это выглядело очень странно. Вообще за все это время я хоть раз видела серьезного Юрия Витальевича? Кажется, нет.
– Сегодня нас ознакомили с графиком дежурств на следующий месяц. Божена Альбертовна просила его подписать…
Юрий Витальевич поморщился. Он явно понял, в чем дело.
– Да что ж они! – с досадой сказал он. – Не могли денек подождать. Как думаешь, можно наказывать подчиненных за излишнее рвение?
– А можно наказывать начальство? – ровно выговорила я.
«За то, что оно лезет не в свое дело», – мысленно добавила я, но вслух говорить не стала. Зачем? И так все понятно.
Бровь Юрия Витальевича выразительно полезла вверх. Так, знакомые симптомчики. Мой дорогой шеф всегда так делает, когда хочет в своей манере свернуть куда-нибудь в сторону или вовсе улизнуть от разговора. Уж я-то знаю!
– Я серьезно! – нахмурилась я. – Ты мне нравишься, и все вот это тоже нравится: и пиццы, и жульены, и… – я запнулась и почувствовала, что щеки загораются, – и все остальное… А вот когда у меня за спиной делают что-то похожее, мне не нравится. Ты перешел границы. Я не хочу скандалить и ссориться, потому что скандалить и ссориться мне совсем не нравится. И я не буду этого делать. Просто есть вещи, которые касаются меня. И их надо обсуждать сначала со мной. Пожалуйста, не поступай больше так никогда. Потому что мне придется уйти. И это будет трудно, потому что ты мне нравишься.
Я старалась говорить медленно и четко, потому что, как только выслушала себя по совету Кати и пришла к нужному выводу, все оставшееся время репетировала эту речь. Но…
Кажется, получилось путанно и не так. Юрий Витальевич слушал, не перебивая. А когда я закончила, долго молчал, будто обдумывая все, что я сказала.
И за эти несколько минут я прошла семь кругов Ада. Или девять. Или сколько их там… Вот все и прошла. Шаг за шагом, бросаясь из крайности в крайность. Больше всего я боялась, что сейчас он скажет: «Я все привык решать сам на том простом основании, что я мужчина. И если тебя это не устраивает, можешь быть свободна». Но не может же он и в самом деле так вот ответить? Все-таки это Юрий Витальевич, и он совсем не похож на сатрапа или тирана…
И когда я уже была готова впасть в панику, он усмехнулся и вскинул руки в примирительном жесте:
– Извини. Я действительно перешел границы и больше так не буду, точно. Даю самое честное-пречестное слово.
Я выдохнула: не то чтобы я настолько доверяла его «пречестному» слову, но это лучше, чем ничего.
– А теперь попрошу дать слово защите обвиняемого, – он снова вернулся к своему обычному тону.
– Я готова выслушать аргументы защиты. Но пусть она знает: все это жалкие оправдания и во внимание приняты они не будут.