Мои пятнадцать редакторов (часть 2-я)

— День рождения у меня. Пятьдесят! — сказал Казбек, и выставил на стол пол-литра коньячных градусов. Обилие закуски даргинца не смутило: пожевал что-то жареное, поговорил про Махачкалу — и пошёл к двери, пошатываясь под днём рождения.

— Дойдёшь? — спросил я.

— Дойду, — отвечал даргинец. — У меня собака есть!

И выпал навстречу четвероногому другу.

Я закрыл за Казбеком дверь и вернулся к столу. Заварил свежего чая. И вдруг почувствовал какое-то тягостное беспокойство. Казалось бы, из-за чего? Не колымская тайга кругом, беглых зэков нет. До вагончика Казбеку идти всего метров пятьдесят. Метёт, но не сильно, да и собака с ним…

Однако с каждой минутой беспокойство усиливалось.

Такое же гнетущее чувство я испытал в 89-м в Минске. Я был веселым и при деньгах, мой путь лежал на Москву и дальше — в Питер. Самолёт улетал рано утром, а до него ещё надо было дожить, в смысле, где-то переночевать. В Минске же у меня не было даже знакомого дворника.

— Вы квартиру ищете? На сутки? — разбитная девица высмотрела меня на привокзальной площади. — Первый раз у нас в Минске? С самого Сахалина прилетели? Там не то, что у нас в Белоруссии… Есть у меня отличная квартира, в новом доме. Есть!

— Но мне рано утром на автобус…

— Никакого беспокойства! — тараторила девица. — Из подъезда выйдете — и вот она, остановка. Нет проблем!

Перед тем как сесть в троллейбус, девица позвонила кому-то из телефона-автомата.

— Предупредила, что везу на квартиру, — сказала она, и добавила при этом. — Здесь-то и ехать всего пятнадцать минут!

Подошёл троллейбус. Мы сели и поехали на квартиру. Сердце благостно стукалось о кредитки в пиджачном кармане, предвкушая заслуженный отдых до утра.

Прошло десять минут. Ещё пять. И снова десять. Девица сидела впереди, ряда за четыре от меня, и вела себя так, словно бы возвращается домой с работы. Многоэтажки закончились, пошёл за окном плохо ухоженный пригород. Замаячили пустыри. Как-то быстро стало темнеть, ладно хоть дождика не было…

Я почувствовал тягостное беспокойство. С каждой минутой оно усиливалось. Ещё пара минут, и беспокойство превратилось в тупую ноющую боль под ложечкой.

Троллейбус стал притормаживать. Девица даже не оглянулась: видать, не та остановка. Створки двери захрустели и сложились, открывая мне путь к свободе. Не раздумывая, я выпрыгнул из троллейбуса.

Троллейбус тронулся, и боль ушла вместе с ним.

Я перешёл на противоположную сторону и через полчаса снова был на вокзале. Там и переночевал на лавочке, в окружении приднестровских беженцев и вещей. А ранним утром сел в автобус и отправился в аэропорт.

Автобус шел не по троллейбусному маршруту, это я отметил сразу. И спросил у водителя насчёт остановок.

— У нас экспресс, мы до самого аэропорта идём без остановок! — ответил водитель.

Я вспомнил вчерашнюю девицу в троллейбусе — и понял, что в Минске лучше всего ходить пешком.

… Итак, беспокойство усиливалось. Еще несколько минут, и оно стало невыносимым. Не выдержав, я оделся и вышел в метель. Цепочка следов тянулась от рыбстана к портпункту. Я пошёл по цепочке. Завернул за угол склада и вот он, вагончик, с тусклой лампочкой при входе. И пьяный Казбек при нём.

Даргинец сидел, привалившись спиной к закрытой двери, и лениво загребал руками снег, словно пытался плыть от вагончика в сторону Кавказа. Глаза у Казбека были закрыты, шапка съехала на одно ухо, придавая даргинцу разбойничий вид.

Собака сидела рядом и охраняла хозяина. Увидев меня, медленно встала со снега и обнажила клыки.

— Ты же замёрзнешь! — я ухватил Казбека за ватник. Собака зарычала.

— А я ключ… уронил… вот, ищу… — промычал Казбек.

Связка ключей валялась у него за спиной. Я открыл дверь и ухватил Казбека за шиворот. Собака бросилась, но неудачно: попала мордой на рыбацкий валенок с резиновой подошвой и отлетела в сторону. Я перетащил даргинца через порог и закрыл дверь.

Самодельный калорифер — толстая нихромовая проволока, намотанная на асбестовую трубу — был включён и электричества не жалел. В вагончике было тепло, как в Сочи. Мне даже показалось, что в воздухе пахнет шашлыком. Я даже огляделся по сторонам в поисках мангала.

Казбек сидел у калорифера. Он держал обмороженные руки над спиралью и блаженствовал. Я ухватил его за шиворот и с большим трудом оттащил в дальний угол. Сочи кончилось вместе с шашлыком. Потом я открыл дверь и зачерпнул в миску снега.

Минут пятнадцать я оттирал Казбеку пальцы и ругался сквозь зубы. Даргинец буянил и делал вид, что хватается за кинжал, которого у него не было. Вскоре пальцы начали отходить, и Казбек завыл от боли. А я подался на боковую.

Наутро Казбек появился на стане.

— Болят, — сказал Казбек вместо приветствия, и показал забинтованные руки.

Я напоил даргинца чаем с остатками коньяка и ещё раз его отругал. Для профилактики.

— Сильно болят, — сказал Казбек, и вздохнул.

— Ничего, заживут, — успокоил я пострадавшего. — Главное, пальцы на месте.