Мой плохой босс (СИ)

От греха подальше я шагаю прочь. Подальше от него, от моего чертового проклятия, которому мне очень хочется сделать еще больнее. С которым мне совсем не хочется больше церемониться.

Сорваться бы. Связать его потуже и взяться за ремень покрече…

Ох…

Чтобы отвлечься — наклоняюсь к подушкам на кровати, в поисках ключа. Не знаю почему, но тут всегда черные свежие простыни. Хотя между мной и Прошей только порки и служение, но ощущение, что тут всегда готовы к тому, что мы возьмем и все-таки переспим. Будто это возможно.

— Нет, ну какого хрена, — Верещагин толкает меня в спину, заставляя упасть на кровать. Я успеваю перевернуться, но не успеваю избежать того, что он наваливается на меня всей своей чертовой тушей.

— Что тебе нужно? — горячие губы впиваются мне в шею, ладонь жадно сжимает бедро. — Ира, что? Ну скажи же.

— Чтоб ты сдох, можно? — Одно мое движение коленом, и Веращагин охает и слабеет. То-то же!

Ему больно. Вот только мне ничуть не лучше. Дальше — только еще больнее, только больше ядовитой кислоты проникает в кровь.

Неуемный гад — сгребает меня за запястье, дергает к себе. Еще чуть-чуть, и я уже начну его калечить.

— Чем он лучше? — шипит Верещагин мне в лицо. — Чем твой Зарецкий лучше меня? Что, депутат круче босса, ну, скажи? В этом дело? Пороть депутата тебе интереснее?

Он узнал.

Узнал Прошу.

Господи, этот кретин опять вышел в коридор без маски? Нет, я все понимаю, приват на то и приват, что сюда кого попало не пускают, но…

Но это я не сказала ему про намордник. А должна была. Я надела на него ошейник. Я отвечала за ситуацию!

Еще пару секунд назад я не осознавала себя от ярости, а сейчас — в душе только тишина. Мертвая.

Верещагин вскрыл Прошу. Того самого, которому вообще не нужна никакая огласка его увлечений. Это же только кажется, что в нашем мире все можно, а расскажи, что ты любишь ходить на четвереньках в конской упряжи и лизать языком ноги Госпожи — сожрут с потрохами, сделай карьере молодого, перспективного депутата ручкой. И это сделают твои же коллеги, которые вообще-то могут иметь схожие увлечения.

И… Что дальше?

Сижу, смотрю в глаза Антона. Мы как-то одновременно замерли, глядя друг на друга и тяжело дыша. И Антон смотрит на меня цепко, зачарованно, как…

Ну, нет, я же говорю, мне кажется! Я просто настроилась на сессию вот и мерещится в каждом мужике взгляд раба.

— Шантажировать будешь? — уточняю насмешливо.

— Буду. — Отрывисто бросает мудак. — Есть чем, не находишь? И на этот раз — кому нужны мои доказательства? Одна сплетня в прессу и…

Договаривать не нужно. Дай журналистам повод, и они будут выслеживать Прохора Зарецкого до победного конца. И ему — придется завязывать. И как-то объясняться с женой и доказывать, что Тематический клуб и бордель — это разные вещи.

— И чего ты хочешь? — тихо спрашиваю я.

Если я снова услышу «тебя» — я заставлю этого урода сожрать язык. Просто открою дверь, ткну в него пальцем и скажу: «Проша, он тебя хочет сдать. Жене, прессе и прочим всем».

И отсюда Верещагина вынесут уже вперед ногами. Ведь то, что Проша — мазохист отнюдь не значит, что по жизни он ватный терпила. Такие не становятся лидерами партии. А он — стал.

— Завяжи с ним, — отвечает Антон, глядя на меня все тем же неотрывающимся взглядом, — с ним и с другими… твоими…

Он не договаривает слово «клиентами», оно будто звучит само по себе. Сколько он успел обо мне узнать, однако… И ведь пролез в «Тресс». Я ведь знаю Тамару, она просто так никого сюда не пустит. Чем он её убедил? Купил? Ушлая скотина, иначе и не скажешь.

Я хмыкаю раньше, чем успеваю придумать матерный посыл. А вот и веселье — такое же сильное, безудержное, как и прочие мои эмоции сейчас, накатывает на меня, заставляя расхохотаться.

Нет, наглость — второе счастье, конечно, но у Антона Верещагина — она и первое, и третье, и компот — тоже.

— Господи, Верещагин, ты совсем кретин? — выдыхаю я, запрокидывая голову. — Ты вообще понимаешь, что мои клиенты, и он, — киваю в сторону двери, — это мне нужно. Как воздух. Швырять на колени, заставлять целовать ноги, драть до синяков, до крови — нужно. Вот как тебе шлюх трахать — мне нужны порки. И я завяжу с ними, окей, а кто придет им на замену? Кто будет давать мне нужное и подставлять спину? Ты?

— Я, — эхом отзывается Антон.

И это — совсем не то, что я от него ожидала услышать…

Темнота в моей груди выворачивается наизнанку.

Ох-х.

Сколько времени я хотела от него именно этих слов? Знала, что он ни за что их не скажет, но хотела — все равно.

Это не может быть правдой. Не может и все.

Мне хочется спросить «в чем подвох», но и я молчу тоже, задумчиво поглаживая пальцами крохотный изумрудик в кулоне. Я же знаю — честно он не скажет. Не сознается.

Мне нельзя связываться с ним. Нельзя. Он свежий, нетронутый, необученный. Ко мне приходят те, кто вдоволь наигрался с болью слабой и ищет чего посильнее, пожестче. И Антон Верещагин — даже не понимает, о чем он говорит. Тем более — не факт, что он сейчас мне не врет.

— Сними маску, — коротко бросаю я, — хочу видеть твою лживую физиономию.