Мой плохой босс

Ира обладает потрясающей способностью привлекать внимание. Всегда было так.

Если вспомнить — даже когда я еще не был знаком с ней настолько близко, даже в закрытых шмотках она просто садилась, закидывала ногу на ногу, и, проходясь взглядом по заполненному залу ресторана, я неминуемо спотыкался на ней. Не понимал почему, бесился, раз за разом искал «другой вариант», более интересный, но всегда возвращался взглядом к ней. Снова. И снова… До тех самых пор, пока, уже окончательно озверев, не прихватывал какой-нибудь устраивающий мое самомнение вариант и не шел её танцевать, трахать, лишь бы чертова Хмельницкая не мозолила мне так глаза.

Идиот, да…

К чему это я сейчас?

Потому что это забавно — то, что жена Зарецкого стоит совсем недалеко, у окна в дальнем углу номера. И окинь Зарецкий взглядом весь номер — он бы тут же ощутил, что каждое его слово будет сейчас использовано против него.

Но он не видит. Ира пожирает все его внимание. Он смотрит только на неё, не замечает ничего больше. И это он зря…

Все это время я опасался, что жена Зарецкого передумает. Что то, что Ира из неё вытянула — это её признание, оно кратковременное, и ей не хватит решимости, но сейчас… Сейчас мои опасения приговорены к смертной казни. Время Зарецкого — тоже на исходе.

Он надевает ошейник. Все так же глядя только на Ирину и игнорируя весь мир, кроме неё. Только усугубляя свой приговор.

Я бы ревновал — если бы не осознание последнего.

Пальцы Ирины резко щелкают. И этот щелчок — уже будто приказ. Это и вправду походит на тайный язык, который Зарецкий понимает мгновенно.

Он падает на колени. Именно падает, не опускается, а падает, и я вижу на его лице облегчение. Я знаю это ощущение — когда начинается игра. Когда лопается та удавка внешнего мира на твоем горле, и ты перестаешь быть собой, становишься мальчиком для своей госпожи. Инструментом для её удовольствия.

— Рубашку долой, — коротко приказывает Ирина, — и побыстрее.

Он дергает за воротник с силой, и несколько пуговиц все-таки отлетает и с сухим треском раскатывается по полу.

Всем своим видом демонстрирует, как ему не терпится получить вожделенное наказание.

Пыль в глаза этот урод пускает профессионально… Но смотрится это, конечно… Голодно…

Я все еще его ненавижу. Вот за это. За то, что сейчас я не хочу смотреть на Иру. За то, что не хочу снова увидеть на её лице зеркальную алчную потребность. Такую же, как у него. Не хочу ощущать себя лишним, совершенно ненужным зрителем. Ведь они так друг другу подходят…

Тонкие пальцы Ирины сжимаются на моем подбородке.

Оказывается — она уже преодолела те несколько шагов, что нас разделяли, и смотрит на меня сверху вниз, раздосадовано. На меня! Напрочь игнорируя Зарецкого…

Боженька, если ты есть, паузни сейчас Вселенную. Я хочу еще продлить это охуетельнейшее мгновенье.

Она —зашкаливающий секс, немедленный и недоступный, в этих своих кожаных брючках, в черном кожаном корсете, со стянутым в кольцо хлыстом, притянутым к ремню на бедре.

И если бы была возможность не давать ей выйти из дома — я бы не дал. Лишь бы никто не увидел её такой — всю обтянутую черной кожей, вызывающе жесткую, мою любимую кобру.

— Это не наказание, ты помнишь? — тихо шипит Ирина, и мне ничего не остается — только судорожно кивнуть.

Не наказание. Награда. Месть.

Даже если Зарецкий не станет покрывать моих убытков, я хотя бы увижу, как он обломается. Не получит мою госпожу.

— Хороший мальчик, — ладонь моей госпожи чуть похлопывает меня по щеке, — и встань на колени. Вот это — наказание. Еще раз засомневаешься во мне — конца сессии будешь дожидаться лицом в пол.

Это жестокое обещанье. Но на мое счастье — пока остается только предупреждением.

Ирина возвращается к Зарецкому. Он ждет. Терпеливо ждет её внимания. Он просил красный ошейник, значит — любой каприз Ирины будет принят без возражений. В том числе и сессия “на троих”.

На самом деле на четверых. Жду не дождусь, пока он узнает!

— Ты… — голос Ирины снова холодеет до температуры абсолютного нуля, — ты влез в мою жизнь и начал портить жизнь Антону. Ты ставишь меня в безвыходное положение. Ты нарушаешь все мыслимые правила Темы. Ты собой доволен, Прош?

На самом деле, проговорить это вслух — что саб может пытаться ставить раком доминанта — это же бред. Еще бы я это все в жизни не наблюдал… Правда поставить раком её… Я не смог, Зарецкому вот тоже оказалось не под силу. Интересно, есть ли вообще хоть какой-нибудь человек в мире, кто это смог бы?

Нет. Просто нет. Не бывает таких. Мне кажется, Хмельницкая нагнет и Илона Маска, а рядом еще и какого-нибудь американского президента поставит. В первой позе подчинения.

Зарецкий молчит. Все, что слышно в этой комнате, — его жадное дыхание, будто он пытается глотнуть лишнего кислорода рядом с ней.

Наказание следует тут же — Ирина толкает его ногой в спину, заставляя уткнуться лицом в пол.

— Я не слышу ответа, — шипит она, опуская ногу чуть выше его лопаток. С силой — каблук совершенно точно отпечатается на его голой коже.

Нет, я все-таки хочу убить эту сволочь…

Это мое! Мое!