Сто лет меня так не трогали: жарко, страстно, горячо, как будто в первый раз. Невыносимо. Поэтому, когда Волков, нашарив сосок, начинает дразнить его ногтем, из груди вместо брани вырывается стон блаженства. Андрей напирает сильнее, трется пахом, и я чувствую его адски большой член.
Если бы я только могла остановиться, то обязательно пустила бы в ход голову, но я абсолютно точно забыла, где у меня мозги и как они включаются.
Андрей теребит мой сосок и мучает укусами губы… Вожделение застегивает на моих запястьях невидимые наручники. Кайф разливается по всему телу, и я плыву по течению страсти, четко ощущая, как в груди останавливается сердце.
Воспользовавшись моим помутнением, он тут же засовывает в лифчик вторую ладонь. Тело погружается в горячую ванну, оно одновременно расслабляется и получает невероятное удовольствие.
— Какие у вас классные сиськи, Жанна Кирилловна, — выдает сомнительный комплимент Волков и, перестав мять грудь руками, наклоняется к ней ртом.
Языком обводит вершину и, взяв в рот, начинает сосать. Твою мать! Импульсы наслаждения колют тело иголками. Кайфуя, я не отдаю себе отчета в том, что, заняв губы моей грудью, Волков оттягивает меня от стены и начинает гладить ладонями ягодицы. Вначале нежно, потом сильнее. Отрываясь от сосков, поднимается выше. Снова целует губы, ласкает шею, проводя по ней языком, а наглые руки умудряются расстегнуть замок на юбке и скользнуть за пояс. Прямо в трусики, чтобы сгрести и измять мою голую задницу.
Я бессовестно влажная. И ничего не соображаю.
— Жанна Кирилловна, позволите оттрахать вас в лучших традициях французских импрессионистов?
Смеется.
На секунду приходит отрезвление. Гадкие слова наносят удар наотмашь.
Но они же зажигают еще сильнее. Пытаюсь сопротивляться, но Андрей лишь фиксирует меня жестче, не давая сбежать или остановиться.
Возбуждение нарастает.
Мне хорошо. Мне нравится, как он тискает грудь, лапает ягодицы, а еще целует, много и страстно, облизывая от уха до подбородка, к губам и обратно к уху.
Отпустив измученный зад, снова возвращается к груди и тискает ее, заставляя меня снова и снова бесстыже течь от желания. Мои соски намного чувствительнее, чем обычно, они словно раскаленные камушки. И когда он давит на них, дрожат и подкашиваются ноги. Хочется лечь перед ним на спину…
Волков делает все правильно, кажется, несмотря на юный возраст, он отличный любовник, гораздо лучше моего мужа.
Ах да, у меня же есть муж! Алкоголик и дурак, но он все же есть! Стыд и срам! Скандал и позор!
Новая волна сопротивления! На этот раз сильнее, мощнее, с ярыми муками совести.
И как раз тогда, когда Волков по новой запускает ладони за пояс моей юбки, пытаясь пойти дальше, скользнуть ниже, туда, в сладкую влажную глубину между бедер, отчего во всем теле разливается сказочная нега, в коридоре звенит звонок. А это означает, что закончилась пара. И скоро начнется следующая. Но здесь звонок слышен гораздо тише, чем там. И нам обоим плевать на него. А Волков то надавливает сильнее, то едва прикасается.
С ним так сладко и так остро.
Глава 13
Как ни странно, первым в себя приходит Андрей. Он перестает шевелиться и, громко дыша, прижимается губами к моей шее. Замирает, словно бы запоминая этот момент. Отстраняется, поднимает руки, поочередно застегивая пуговки на моей блузке. Приводит в порядок. И пока я стою и не знаю, что мне делать, он, обняв меня двумя руками, на ощупь застегивает юбку на талии. Кто из нас взрослый и умудренный опытом?
Я много чего должна сейчас сказать Волкову. О том, что мне стыдно и что мы вдвоем поступили немыслимо скверно. Но я просто стою, и все. Как исторический столб перед домом парламента в Мельбурне. И не сдвинуть меня с места и не перенести. Я просто в шоке, причем не от него. От себя. Он-то молодой и горячий. Что с него взять? Правильно про него сказала Саша: у таких всегда стоит.
Но я?! О чем думала я? Как я могла?
Волков спокоен, он счастлив и выглядит довольным, идет к двери, открывает ее, поднимает свой рюкзак и смотрит прямо на меня. Жарко, неистово, сумасшедше.
Вздохнув, шагает обратно.
Меня колотит. Я не могу понять, как так вышло, что я все это допустила. И еще хуже соображаю, как так получилось, что я расстроена его остановкой. Мне плохо, мне нужен четкий план. Я не могу быть такой… Даже не знаю, как себя теперь назвать. Грязной, распущенной, развязной.
— Жанна Кирилловна, я не посмею вас так сильно опозорить в стенах университета, пусть лучше лопнут мои яйца, чем я допущу подобный зашквар. Поэтому мы продолжим в другой раз. Кстати! — Открывает рюкзак, роется в нем как ни в чем не бывало. — Хотел вам кое-что показать. Я нарисовал это вчера.
Наглость — второе счастье. Я немного офигеваю от той простоты, с которой он меняет тему. Я, конечно, ценю, что он решил остановиться. Это по-взрослому, но он так уверен в себе, а еще идет обратно, демонстрируя такую красоту, что я зависаю.
— Чудесно, Андрей, — выдыхаю, стараясь не выглядеть озабоченной дурой.
Парень остановился, а я, похоже, никак. Всем видом натужно демонстрирую, что могу себя контролировать.