Мой порочный писатель

Как-то раз мы задержались в парке до позднего вечера. Было ветрено. Тогда Кирилл снял с себя джинсовую куртку и надел мне на плечи. От его прикосновения к моим рукам даже через плотную джинсовую ткань в голове все затуманилось.

Я почувствовала странную тяжесть внизу живота. В это время писатель о чем-то меня спрашивал, поэтому моя минутная слабость не смогла укрыться от него. Он лишь ухмыльнулся и пощелкал пальцами перед моим лицом:

— Сосредоточься, девочка. Не отвлекайся, — он с насмешкой посмотрел в мои полуприкрытые глаза.

О боже! Он все понял и теперь смеется надо мной! Мои щеки вспыхнули. На секунду мне показалось, что выражение его лица немного смягчилось. Но он тут же продолжил говорить о том, на чем мы остановились.

Весь оставшийся вечер я была сама не своя и тайком вдыхала аромат его куртки, когда он отворачивался или увлеченно рассказывал о чем-то.

Мне казалось, он тренирует меня или, вернее сказать, дрессирует.

Натаскивает, чтобы я могла с легкостью отыскать скрытый смысл любого произведения искусства.

Он унижал, оскорблял меня или просто игнорировал в случае неудачи и соглашался, если я была на правильном пути.

Фраза «да, согласен с тобой» стала наивысшей похвалой для меня. Что он делал со мной? За каких-то полтора месяца я превратилась из вполне довольного жизнью преподавателя и блогера в вечно нервную, неудовлетворенную и озабоченную… Так кем же я стала?

Глава 6

Кирилл

Узнать ее имя оказалось совсем не сложно. На самом деле она сама дала все карты в руки. Малышка сказала, что она преподаватель. Я зашел на сайт университета и нашел ее в нужном разделе. Девочка смотрела на меня с фотографии своим робким и наивным взглядом.

Я и не надеялся, что мне так быстро повезет отыскать объект для своего нового исследования. Но, мать твою, повезло необычайно! Девочка была не просто невинной овечкой, она оказалась настоящим ценителем литературы.

Тогда, в кабинете декана, я с трудом сдерживался, чтобы не выказать свою истинную заинтересованность, но мне нужно было сдерживаться до поры до времени, чтобы не спугнуть мою нежную пташку.

Женщины всегда хотят того, чего не могут получить, поэтому мне не составило труда зародить в этой наивной душе искренний интерес к своей персоне.

Она не была похожа на тех женщин, с которыми я обычно имел дело, — слишком робкая, слишком пугливая и слишком доверчивая.

Я чувствовал себя охотником, который следует по пятам за прекрасной молодой ланью. Терпеливо наблюдал, как она пряталась в зарослях, выжидал, пока пойдет на водопой.

Искал подходящий момент, чтобы выпустить в нее свою стрелу. Мне нужно было ранить ее душу, обездвижить волю, чтобы потом подобрать не сопротивляющееся тело и отнести к себе в хижину.

Несколько раз я всерьез думал отменить свой дьявольский план, однако ее доверчивость и слепая наивность разожгли во мне такое адское пламя, что я уже был не в силах его потушить.

Смотрел на ее чистое, правильное и такое сосредоточенное лицо, робкие губы, послушно пересказывающие строки поэмы.

Разглядывая ее нежный розовый ротик, я гадал, какого цвета ее другие губки, те, что скрыты от меня под одеждой. Такие же розовенькие и невинные?

Интересно посмотреть, как они, наливаясь возбуждением, начинают краснеть. Представляя все это, я прикрывал глаза от удовольствия, стараясь сохранить невозмутимый вид.

Моя маленькая послушная ассистентка и не догадывалась, какая порочная тьма скрывается в ее новом боссе.

Мне нравился ее упрямый вздернутый носик, задорно взмывающий вверх, когда она осмеливалась поднимать на меня взгляд.

Не мог понять, почему сердце сжималось от непонятного трепета, когда я видел ее, спешащую мне навстречу, возбужденную от предстоящего общения.

В такие моменты я мысленно одергивал себя, не давая странным новым ощущениям завладеть моим разумом.

Я пытался показать ей изнанку искусства, его требовательность и неумолимость, то, как оно полностью поглощает тебя и требует постоянной верности.

Все искусство как балет: прекрасно в конечном варианте, но пропитано кровью и болью в потемневших от мозолей ступнях.

Однако моя маленькая луна не хотела так быстро сдаваться. С упорством ребенка, который запомнил из чудаковатого мультфильма, что Париж находится в Африке, отстаивала свою точку зрения. «Искусство освобождает», «прекрасное лечит», «литература воспитывает душу» — такими тривиальными обывательскими идеями была заполнена ее хорошенькая головка.

Когда я слушал ее рассуждения, руки чесались наклонить ее прямо в парке и отшлепать по полной программе, чтобы доходчивее объяснить свою точку зрения, но я сдерживался как мог.

Иногда мне казалось, что она чувствовала некую тьму во мне, в моих глазах. Возможно, поэтому она периодически прерывалась на полуслове в своих рассуждениях, зябко ежилась и обхватывала себя обеими руками, будто желая отгородиться от меня.

Тогда мы оба замолкали: я — пытаясь урезонить свои темные начала, а она… Она, наверное, инстинктивно боялась меня. И моим демонам это нравилось, не буду скрывать.

Иногда мне казалось, что она вот-вот сломается и сама отдастся мне в руки.