Мой порочный писатель

— Нет, я тебе не врал, — внезапно он остановился и посмотрел мне в глаза. Потом подмигнул мне и улыбнулся, открыто и задорно. Уголки его глаз чуть прищурились, и от них побежали лучики морщинок. Его улыбка была такой заразительной!

— Да не бойся, трусишка! — весело сказал он. — Сегодня я не сделаю тебе больно, только приятно, обещаю.

Глава 12

Кира

От его слов мое сердце пропустило удар. Он снова взял меня за руку, и я послушно переступила порог здания.

Внутри оказалось очень темно, освещение было приглушено. Иногда нам встречались другие люди, и все были одеты либо в белое, либо в черное. В белом в основном женщины, в черном — мужчины. Некоторые еле заметно кивали Кириллу, как будто они знакомы. Их лица были скрыты масками. Кирилл так быстро провел меня по затемненному коридору, что я не успела никого толком разглядеть.

Мы подошли к двери, которая, как оказалось, вела в личную ложу — почти как в театре: выделенный балкон, отгороженный с обеих сторон стенами. С балкона открывался вид на сцену. Помещение камерное, свет приглушенный. Меня окружали холодные темные стены, бетон и кожа. Кирилл жестом указал мне на кресло. Немного нагнувшись вниз, я разглядела несколько рядов кресел внизу, прямо под нами. Они были расположены перед сценой и заполнены людьми в белых и черных одеждах.

— Так это и правда театр? — у меня немного отлегло от сердца. Я уже подумала, что он притащил меня в какой-то свингерский клуб.

— Конечно, девочка. И сейчас нас ждет занимательная пьеса, — Кирилл как-то недобро усмехнулся. Свет начал гаснуть, я хотела было еще что-то спросить, но Кирилл приложил палец к губам и устремил взгляд на занавес.

Когда он открылся, актеры стали выходить на сцену, но никаких аплодисментов в зале не послышалось. Наоборот, все зрители затихли, и я почувствовала всеобщее напряжение.

Удивительно, но это была достаточно вольная интерпретация «Ромео и Джульетта» Шекспира. Я не сразу поняла, что это за пьеса, потому что отступлений от канона было, мягко говоря, много: актеры были в черных кожаных нарядах, а обращались они друг к другу исключительно по первой букве имени. Таким образом, главных действующих лиц звали «Д.» и «господин Р.».

Примерно после двадцати минут, прошедших от начала спектакля, я начала понимать: что-то сгнило не только в Датском королевстве, но и во всем этом театре. В сцене, где Джульетта узнала, что Ромео — сын их заклятых врагов, она произнесла: «Я — воплощенье ненавистной силы, некстати по незнанью полюбила». Господин Р. вдруг поставил ее на колени перед собой, расстегнул ширинку кожаных брюк, достал свой внушительный орган и с силой ввел его в рот сопротивляющейся Д.

Я ахнула и дернулась на своем кресле. Но Кирилл схватил меня за локоть и притянул к себе. Я не смела больше дергаться и с отвращением посмотрела обратно на сцену.

Там господин Р., совсем позабыв о сюжете пьесы, нагло имел бедную Д. в рот. Она стонала и сопротивлялась ему, но он намотал ее волосы на свой кулак и продолжал нещадно сношать свою партнершу по сцене.

Моя кожа покрылась испариной, когда Кирилл положил руку мне на шею сзади и начал слегка поглаживать ее, еле касаясь кожи подушечками пальцев. Он начал немного массировать мою голову, подталкивая ее то вперед, то назад в такт движениям господина Р. во рту бедной Д. Движения Кирилла мне казались такими же властными и развратными, как и действо, происходившее на сцене.

Я прикрыла глаза, поддаваясь непреодолимой волне возбуждения, нараставшей во мне от прикосновений Кирилла. Соски набухли под прозрачным платьем и теперь призывно оттопыривались в приглушенном свете ламп. Я облизала пересохшие губы и постаралась отключить назойливые мысли скромницы, которая настойчиво кричала мне, чтобы я встала и ушла, сейчас же, в эту же минуту.

В это время на сцене Господин Р. поставил Д. на четвереньки перед собой и снял ремень со своих брюк. Он хотел, чтобы она призналась ему в любви. Бедная Д. попыталась сопротивляется, когда Господин решил наказать ее за непокорность. Он снял с нее платье и попросил «по-хорошему» в последний раз. Она отказалась подчиниться, и тогда он дал ей хлесткую пощечину, а потом зашел сзади и неумолимо приказал: «Считай», после этого он нанес удар ремнем по ее белой бархатной попке. «Один!», — раздался ее жалобный голос. Она всхлипывала.

Я будто сама почувствовала хлесткий удар ремня из прошлого на своей коже. Один, еще один и еще. Моя кожа покрылась мурашками. Стыд и унижение женщины со сцены передались мне, воскрешая в памяти давно забытые воспоминания. Унижение и боль тесно переплелись во мне. Жалящий стыд, стыд за наготу, за беззащитность и за предательское желание, которое расползалось мокрым пятнышком на моем новом платье.

Я не могла терпеть эту изощренную пытку. Я вся уже пылала и, как только прикрыла глаза, ощутила, как пальцы Кирилла сжали мою шею сзади. Он немного встряхнул меня и произнес сквозь стиснутые зубы:

— Смотри, девочка. Смотри внимательно.