Мой потусторонний сон

Лаз извивался змеей, виляя из стороны в сторону. Внутри все покрывала паутина. Разговаривать здесь было неудобно, поэтому Шессхар, шедший впереди, молчал, а Илиана думала о пленном маге. Ее пугала перспектива знакомства. Пугала сама попытка представить, что может быть в голове у человека, сотни лет просидевшего в четырех стенах. Она слышала, что достаточно недели в изоляции, чтобы рехнуться. Какие же силы у этого несчастного, если он не растерял их за все годы плена? И неужели ни один император не хотел его освободить? Впрочем, хотеть императоры могли сколько угодно — решения принимали не они.

Ход закончился в небольшом тупике, выводящем на площадку с окнами. За окнами далеко внизу покачивались ветви деревьев. Горела пара небольших ламп на люминесцентном зелье. В глубине площадки оказалась окованная железом дверь. На всем этом месте лежала печать какой-то необжитости, бесприютности.

— Это западная башня, — сказал Шессхар. — Здесь его держат. Мы на верхнем этаже. На тех, что ниже, никто не живет, там хранится всякий хлам. Слышал, что он двигается по ночам иногда.

— Двигается? А ты сам не видел? — вскинулась Илиана. Она вспомнила о рассказе Церессы.

— Однажды зашел, но представления не застал.

— Нужно потом спуститься и посмотреть… Мне рассказывали почти то же самое о Тайной канцелярии. Будто бы в той части дворца, где она работает, предметы двигаются по ночам. И по-моему, это правда. Я раз оказалась там вечером и слышала грохот, — Илиана поежилась от отголосков жуткого чувства, охватившего ее тогда.

— В Тайной канцелярии? Любопытно, — Шессхар подошел к железной двери и положил на нее руку. — Хотя вряд ли это шустрят Потусторонние. Больше похоже на излишки магии.

— У пленного им хотя бы есть откуда взяться, — заметила Илиана. — А в Тайной канцелярии разве так много магии? Феррен же плакался, что самые сильные маги лишились сил и выродились в Тайную канцелярию.

Шессхар отдернул руку и внимательно посмотрел на Илиану.

— Иногда ты говоришь очень дельные вещи, — задумчиво сказал он. — Нужно будет проверить. Может, даже завтра. Я теперь догадываюсь, откуда в Тайной канцелярии могут взяться излишки.

Илиана почти не слушала. Она возмутилась:

— Иногда говорю дельные?.. Иногда?!

Шессхар изумленно поморгал, потом расхохотался.

— Из-за такого на меня еще не обижались! А что, неправда? Никто не изрекает мудрости всякий раз, когда раскрывает рот!

Илиана устыдилась. Но уже через минуту, не выдержав, фыркнула. Скоро они смеялись уже вместе, хотя смеяться, по сути, было особо не над чем.

Однако веселье прекратилось в одночасье, как только замок под рукой Шессхара щелкнул, и легкое эхо разнеслось по площадке.

— Погоди, мы что, прямо так и войдем? Этот маг нас узнает! Запомнит, может рассказать Феррену или еще кому-то. Сумасшедшим же сложнее стирать память?

Ей вспомнился рассказ о сумасшедших предметах. Интересно, если на них нельзя повлиять, значит ли это, что магия памяти бессильна и по отношению к безумному мозгу?

— Сложнее. То есть стереть можно, а вложить фальшивые воспоминания — почти нереально. Только он нас даже не заметит.

И Шессхар открыл дверь.

Вопрос «Почему?» замер на языке и растаял.

Смутные очертания человеческой фигуры проступали сквозь густой магический туман. Илиана никогда в жизни такого не видела — только на иллюстрациях к учебным пособиям. Что-то вроде «Утраченные чары 1–4 веков» или «История магии. Период до Первого пакта». Туман слегка переливался перламутром и ложился аккуратными гладкими кольцами, образуя вокруг человека нечто вроде кокона.

— Можно разговаривать вслух, — сказал Шессхар. — Он не услышит. Эта дымка — побочный выплеск мысленной энергии. Сам пленник сейчас где-то в мире своих видений. Ему кажется, что он живет и строит свою жизнь в одном из миров, порожденных его сознанием. Сознание выстраивает версии реальности из воспоминаний и представлений. Это и есть кандалы.

Илиана потеряла дар речи. Она представляла себе одинокого заключенного в металлических оковах, может быть, из зачарованной стали. Думала, что можно сойти с ума от недостатка нормального общения. Воображала, как пленник день за днем смотрит в то же окно и видит все тот же пейзаж. Но такое…

— Любые другие оковы он бы разбил, он силен, — продолжил Шессхар. — Но с этими… он даже не осознает их существования. Он не понимает, что находится в плену. Иллюзии заменяют ему все.

Лицо Потустороннего виднелось сквозь завесу бледным пятном. Илиана несмело подошла вплотную и рассмотрела восковой отлив кожи, крючковатый нос, длинную черную бороду и прикрытые глаза под густыми бровями.

— А как император пользуется его магией? — только и смогла выдавить она.